усмехается. – Я уже не похожа на тот четырехглазый жиртрест.

- Ты всегда симпатичной была, - произношу ровно. – Возможно, чуть полноватой и слегка зажатой, но это ведь вполне нормально для такого возраста. Теперь ты и вовсе как актриса смотришься.

- Благодарю, - роняет небрежно. – Не скажешь, что я управляю сетью крутых отелей, да?

- Ух ты, - восхищенно выдыхаю. – Молодец.

- Ладно, ничего особенного, - невозмутимо пожимает плечами. – Знаешь, я помню, как ты тогда меня защищала. Ну, в седьмом классе. Шолохов заграбастал мой личный дневник, зачитывал записи перед всем классом. Стыдоба. Я же этому конченому дебилу в любви признавалась, всякие романтические бредни разводила. А он ржал. Издевался урод. И никакого внимания на мои просьбы и рыдания не обращал, читал и читал, стебал по полной программе. Зато потом появилась ты и мозги ему вправила. Он аж обмяк весь, поник, покраснел. Ты любого хулигана могла на место поставить. Боевая.

- Да, - замечаю тихо. – Разное бывало.

- А потом на выпускном вас выбрали королем и королевой, - продолжает оживленно. – До нас дошли все эти модные западные примочки. Как же Шолохов перед тобой трясся, ведя на сцену. Оно и понятно, первая красавица района.

- Глупости, - отмахиваюсь.

- Чистая правда! – восклицает.

Ее взгляд жадно впивается в меня, скользит по лицу, исследует каждую черту, опускается дальше, оценивает одежду и обувь.

Вжимаюсь в сиденье. Пожалуй, зря. Еще испачкаю светлое кожаное покрытие. Чувствую себя неловко. Не место мне в подобных автомобилях.

- Ты по работе приехала? – решаю перевести тему беседы.

Презрительно фыркает, снова устремляет взгляд на дорогу.

- Работа в Европе, в Эмиратах, в Штатах, - заявляет она. – Вот где деньги лопатой гребут, а тут только жалкие гроши копят. Ни дня не жалею, что свинтила отсюда. Вернулась, чтоб вопросы с наследством порешать. Матушка померла, поэтому надо добивать ремонт в ее квартире и подороже продать.

- В стране тяжелые времена, - соглашаюсь.

- В нашей стране всегда так, - бросает презрительно. – Сразу понятно, отчего люди с перекошенными мордами ходят, никто не улыбнется, слова доброго не бросит. Тут не живут, а выживают. То ли дело за бугром. Другая культура. Высокий уровень.

Трудно спорить с очевидными фактами, однако в любом государстве хватает проблем, а в чужом краю трава всегда кажется зеленее. Хотя мне ли выражать свое мнение? Никогда за границей не была, сравнить не удастся.

- А Шолохов как? – холодно спрашивает Наташа.

- Нормально, - отвечаю ровно.

- Общаешься с ним? – щурится. – Не спился? Не сторчался? Задатки были. Сынок богатых родителей. Семья моряков.

- Общаюсь, - не могу удержаться от улыбки. – Практически каждый день.

- Ого, вы небось соседи?

- В каком-то смысле.

- В каком? – синие глаза опять вонзаются в меня.

- Мы супруги, - признаюсь как есть. – Поженились, лишь только нам исполнилось восемнадцать. И с тех пор живем вместе.

- Тогда почему ты так хреново одета? – хмурится. – Он мажор. Неужели не может ничего нормального купить?

- Жизнь по-разному складывается, - отвечаю спокойно. – У нас был тяжелый период, но все постепенно приходит в порядок.

- Ты и Шолохов, - присвистывает. – Балбес. Разгильдяй. Видно, промотал отцовские накопления подчистую.

- Всякое случается, - не собираюсь оправдываться или вдаваться в подробности.

- Понятно, - протягивает она. – А дети есть?

- Да.

- Один ребенок?

- Двое.

Цокает языком. Ничего не произносит, но все мысли и без того громко звучат, накаляют атмосферу. До боли известное «зачем плодить нищету?» отчетливо повисает в воздухе.

Ты можешь родить дитя, пребывая в абсолютном достатке, выстроив планы на будущее, а потом все потерять, резко, в единственный момент, без какого-либо предупреждения. Твои красивые мечты могут разбиться вдребезги. За день. За час. За миг. Разделить жизнь на сказочное «до» и до жути уродливое «после».

Почему никто об этом не задумывается? Нельзя предугадать собственное будущее до мелочей, нельзя безупречно спланировать действия наперед. Попытаться – можно. Не более того. Бывает, все идет наперекосяк.

Но я своих детей не брошу. Не оставлю. Я подниму их с нуля, с самого низа. За ценой не постою. Если понадобится, выгрызу для них счастливую судьбу. Никогда не сдамся. Не отступлю.

- Заглядывай в гости, - приглашает Наташа. – Живу там, где и раньше. Возле школы. Дом со шпилями.

- Спасибо, что подвезла, - покидаю машину, забираю сумки.

И тут в спину бьет мужской голос:

- Ирка!

Миг – сильные руки обвивают талию.

- Отшлепаю, сидеть будет больно, - горячий шепот на ухо. – Зачем опять сама продукты таскаешь? Запрещаю. Официально. Так понятнее?

Игривый шлепок ниже поясницы. А в следующую секунду у меня решительно отбирают всю тяжесть груза.

- Привет, Миша, - произносит девушка, выходя из автомобиля.

- Привет, - бросает муж, сдвинув брови, замечает: - Классная тачка.

- Спасибо, - красавица растягивает губы в улыбке. – Не узнаешь?

- Кажется, нет, - он смотрит на меня.

- Твоя бывшая одноклассница, - продолжает она. – Наташа Судак.

- Ясно, - кивает.

Хотя я вижу, что ему ничего не ясно. У него плохая память на лица. Никого из школы не помнит, даже на общих фото не узнает.

- Хорошо, что малышку подвезли, - говорит он. – Спасибо.

- Миш, - усмехаюсь. – Ну, какая я малышка?

- Понятно какая, - ухмыляется. – Моя. Ненаглядная.

Хлопаю его по плечу, хотя для этого приходится встать на носочки, ведь у супруга рост под два метра.

- Пойдем, Ир, надо срочно потолковать, - торопит он. – Я тебе сейчас такую новость