смотреть, как с сердитым шипением испаряется вода, капающая с зимней экипировки и попадающая на раскаленную плиту. Варежки и шапку вешали на дверцу духовки. Они потом, высохнув, пахли так чудесно: немножко утюгом от жара печки, домом, чем-то бесконечно родным и трогательным. Щеки, румяные от мороза, горели еще ярче в уютном тепле. Я любила сидеть возле печки, слушая, как что-то гудит и завывает в ее огненном чреве, чувствуя, как оттаивают заледеневшие на прогулке пальчики на ногах, как по ним, прикасаясь сотнями иголочек, «бегут ежики», но от этого совсем не больно, а даже щекотно. Разомлев от жара печи, я почти засыпала, и казалось, что вот-вот придет Оле-Лукойе и раскроет надо мной свой разноцветный зонтик, чтобы мне приснились непременно добрые и яркие сны.

Спустя несколько дней после Нового года опять начиналась суета в доме у бабушки с дедом. Наши дома имели общую веранду, и я видела, как пространство веранды заполняется кастрюльками и кастрюлями, тарелками и тазами. Дед с бабой готовились к «святу». Так и говорили: «На свято». Это был святой вечер, Сочельник, который очень ждали и к которому готовились тщательнее и трепетнее, чем к Новому году. Дед Игнат и баба Лена берегли традиции и передавали их детям и внукам. Я с детства слышала украинскую речь, любила украинские песни, которые часто пели дед бабой, и знала, что «свято» приведет колядников, которые будут под окном нестройным хором петь «Многая лета». В Сочельник у деда с бабой за столом собиралась большая пестрая разновозрастная компания. У нас было много родни. Баба Лена в Сочельник готовила только постные блюда, их непременно должно было быть двенадцать. Моими любимым блюдом были вареники с картошкой, «з бульбой», заправленные луком, зажаренным на постном масле. Вареники были маленькие, аккуратные, один к одному. Для меня всегда было загадкой, как баба Лена ухитрялась налепить несколько сотен одинаковых вареников. Кроме вареников с картошкой были вареники с квашеной капустой, «капустеники», гороховое пюре, пшенная каша, компот с фасолью и яблоками, красный борщ со свеклой, «з бурячками», как называла его баба Лена, но самым главным блюдом была праздничная кутья. Кутью баба Лена готовила тщательно: сначала долго и терпеливо перебирала пшеницу, запаривала ее, потом заправляла медом и маком. От готовой кутьи исходил волшебный, «святой» запах, сладкий, манящий и торжественный. Кутья в большой чашке ставилась в середину стола, все потихоньку брали оттуда по ложечке и торжественно жевали священное блюдо. У меня был любимый стакан для компота, нежно-сиреневого стекла и на толстой, словно каблук, ножке. В стакан дед наливал мне сладкий клубничный компот, в котором плавали клубничные лохмотья с хрустящими зернышками. Вареники с картошкой я запивала компотом, и мне казалось, что ничего на свете не может быть вкуснее.

Наставал черед колядок. Дед с бабой начинали петь «Нова радость стала», все сначала потихоньку, а потом все громче и громче подпевали, а у меня сердце замирало от этого душевного единения, от причастности к чему-то большому и светлому, от осознания того, что и мой голос звучит в этом хоре, а значит, и я делаю все, чтобы праздник наступил. Я знала, что потом надо будет колядовать уже сольно, чтобы «за коляду» дали монетки. Детской колядке меня научила баба Лена, и я с волнением пела «Бог ся рождае». Мне нравилась эта колядка, такими родными были и Святая Мария, которая прекрасно пела новорожденному Иисусу, и ангельский хор, возвестивший о приходе в мир Спасителя, и особенно старенький Иосиф, который качал на руках новорожденного. Монеток набиралось много, а это значило, что мы пойдем с мамой в магазин игрушек «Буратино», где я на «наколядованные» монетки куплю себе самую красивую куклу.

В этот праздничный вечер непременно надо было дождаться полуночи, чтобы наступило Рождество. Тогда дед с бабой полностью заменяли блюда на столе. На смену постным приходили скоромные шедевры, особенно удавались бабе Лене холодец и голубцы. Холодец я не любила, а в голубцах, «гОлубцях», как называла их бабушка, с ударением на первом слоге, я ела только начинку, освобождая ее от противных капустных пеленок. В большом белом корыте, которое называли «шахтерским», до поры прятались испеченные калачи и пироги, а еще песочное печенье, которое баба Лена называла «курочками». Она ловко сворачивала еще сырое тесто, потом тесто росло и пухло в духовке, превращаясь в румяную, нахохлившуюся, как будто сидящую в гнезде курочку. Печенье тоже пахло праздником, и жалко было его есть, однако потихоньку я откусывала курочке сначала хвостик, потом клювик, а потом со сладким чаем съедала уже всю ароматную курочку.

После посиделок укладывались спать. Гости не уезжали по домам, оставались с ночевкой, чтобы уложить всех, вытаскивали подушки и одеяла, какие только были в доме, застилали пол в большой комнате и укладывались все. Это было так весело! Сразу никто не засыпал, затевались разговоры, то и дело смеялись, толкались, пытаясь улечься поудобнее.

Утром завтракали долго, почти до самого обеда. Я знала, что вечером будет самая настоящая коляда. Такая, как в старом фильме «Ночь перед Рождеством», где черт украл месяц, а кузнец Вакула принес своей капризной красавице Оксане башмачки, какие носит царица.

Наступал вечер. Ждали, когда придет компания колядующих, пропоет под окном колядку, пожелает здоровья хозяевам дома и сядет за накрытый стол, чтобы отведать праздничных блюд, а потом увлечет за собой.

Баба Лена любила слегка кокетничать, с якобы совершенно равнодушным видом говорить, что «колядныкив нэ будэ ныни», не придут, значит, колядники, а сама ждала их с нетерпением. Иногда веселая компания и вправду задерживалась, и меня даже отправляли спать, но стоило мне улечься в постель, как слышалось за окном: «Бог Предвичный народився!» Какой тут сон! Пришли! Ура! Дед с бабой открывали дверь, и вместе с клубами морозного пара в дом вваливалась толпа, в которой были сплошь знакомые лица, но в этом момент все они казались мне необычными, загадочными, гораздо выше ростом, чем были на самом деле, в меховых шапках, блестящих от снежной пыли. Это колядники, а не обычные соседи! От них пахло морозом, печным дымом, табаком, и этот пьянящий коктейль ароматов обещал чудесное ночное приключение.

Выпив и закусив, компания затягивала еще одну колядку, а потом самый старший из колядников «винчував», то есть желал здоровья и благополучия на весь год. Колядники поднимались из-за стола, чтобы идти по домам и дальше. Я торопила родных собираться, суетилась, боялась, что уйдут без нас, поэтому деловито повторяла: «Скорей, скорей, в темпе вальса!» Почему именно вальса? Ведь