черти

И вдыхают ароматный дым.

Кто увидит, глазам не поверит,

Что есть в городе такой мир.

На столах чистота, порядок,

Только колбы стеклянные стоят.

И хвосты поджимают попой,

И делают пространственный взгляд.

Я туда заглянул на минуту,

Думал, девушки, танцы, вино.

А там были странные люди,

Все актёры немого кино.

Обошёл в коридоре их ноги,

Что торчали из-под столов.

Подошёл к непонятной стойке –

Ничего! Кроме трёх мужиков.

Я достаточно рослый внешне,

Чтоб заметным быть для людей.

Мне никто не задал и вопроса,

Будто нет меня на земле.

Да! Немного тогда был пьяный,

Змий сумел задеть душу мою.

И я крикнул: «Вы наркоманы!

Продаёте здесь наркоту!»

Ни один из сидевших не вздрогнул.

Дым всё также стоял вокруг.

Только девушка ответила злобно:

«Уходите! Ваше место не тут!»

Я, конечно, согласен с нею.

Не в моих друзьях Сатана.

Огрызнулся ей напоследок.

Нет здесь девушек, танцев, вина!

РОДНАЯ КРОВЬ

Вскинула на себя горе и тянет его,

Всё-таки родная кровь.

Ну не пропадать же ему сиротой

Среди городских домов.

Раз не сумела удержать любовь,

Дать материнской заботы,

Не замолить прошлых грехов,

Внука ведёт до школы.

Дни пробежали, годы ушли,

Весело их проводила.

Сколько прощения ни проси,

Ей не вернуть потерю.

В рамочке старой стоит фотография,

Девушка ей улыбается.

«Не беспокойся, моя родная!»

Внука ведёт, старается.

ПЕНСИОНЕРКА

Старенькая, с лучистыми глазами,

С улыбкой прошлых лет.

При встрече не пожмёт плечами,

Припомнит взрослых и детей.

Уже не выйдет на работу,

Не будет слушать сердца ритм,

Не тронут детские заботы –

Температура, бледный вид.

Она с годами идёт вровень,

Но утром забежит вперёд,

Пройдётся бодрою походкой,

От скандинавов стиль возьмёт.

Время её не испугает,

Стали размеренными дни.

И пусть кого-то не узнает,

Но благодарны ей они.

ПРОВОЖАЕМ ГОД

Не для красного словца

собрались сегодня с вами.

Женщины в красивых платьях

и мужчины при параде.

Предвещают славный ужин

новогодние столы.

Кто готов повеселиться,

к нам на праздник заходи!

Здесь Снегурочка станцует,

стих расскажет дед Мороз,

Ведь не зря их обучали

дети разных возрастов.

Да и мы не будем мёрзнуть

средь заснеженной зимы.

Встанем, выпьем, топнем, хлопнем,

крикнем: «Ёлочка, гори!»

И засветятся гирлянды,

мы закружим хоровод.

От такого беспокойства

старый год скорей уйдёт!

МИР НАИЗНАНКУ

Оклеветали, охаяли, подняли на смех,

Ведь нет им дела до человеческой души.

Благочестивыми словами

Прикрыли все свои грехи.

Всё, что дала им мать-природа,

Они поставили на кон.

Их главный козырь стал «свобода»,

А Богом — кто обогащён.

У них другие нынче нравы.

Несут как крест карьерный рост.

Сейчас их флирт не как забава,

А узаконенный террор.

И им подвластны кабинеты,

У них всё тот же яркий вид.

Им пишут песни и сонеты,

Но сердце их теперь молчит.

СПРАВКА

Он, конечно, очень рад

Тому, что нужен бюрократ.

Бюрократ сидит довольный,

Справку выпишет спокойно.

Справка эта, справка та.

Стала справочной страна.

ГОВОРЯЩИЕ ГОЛОВЫ

Говорят их головы, утверждают их губы.

«Головы Доуэля» неподвластны науке.

Их не дёргают за ноги, не поднимут им руки.

Кругом головы, головы неподвластны науке.

Им удобно сидится в креслах и на диванах,

У них странные лица без души и изъянов.

В головах директивы и ни капельки мысли.

Кругом головы, головы, что науке не снились.

Век возможного счастья, где нет чувств и изъянов.

Кругом головы, головы, в креслах и на диванах.

КНИГА

Чужую жизнь читаем с вдохновением,

В ней тайну каждый лист хранит.

Чем витиеватее суждение,

Тем привлекательнее мысль.

То незнакомое пространство,

Тот скрытый смысл людских дел,

Свершившееся постоянство

Нам дают в руку белый мел.

Окончив чтение их книги,

Мы в наши чёрные места

Добавим образы другие,

Чтоб не была так жизнь скучна.

ДЕД

Посвящается моему деду

Ивану Герасимовичу Рудакову

Не коснулась нас война –

Запах пороха, гром взрывов.

Слава Богу, не нужна!

Дед молчал, отдав ей силы.

Не рассказывал мне тайны,

Часто был суровым взгляд.

А бывало, с болью взвизгнет:

«…осторожнее скакать!»

Постоит, тихонько сядет.

Кресло в самом уголке.

Костыль в сторону отставит.

Рана помнит о войне.

Не робел при виде немца.

Если в плен, то без души.

Но в бою был крепко ранен

До скончания войны.

Отступила смерть на запад.

Вспомнил мирные дела.

Дни войны хранил в секрете,

Выдавала лишь нога.

РИФМОГРАММА

У кого-то трезвонит телефон,

А ко мне идут рифмограммы.

И они не разбудят весь дом,

Но порою кривы и странны.

Когда требовательны и настойчивы,

Я записываю текст рифмограммы.

Передам друзьям, знакомым и прочим,

А в особенности дамам.

Ведь они такие создания,

Очень любят стихи и знания.

К сожалению, в жизни простой

Обретают мещанский покой.

Оттого я живу в одиночестве,

Но оттачиваю своё творчество.

А когда идёт рифмограмма,

Представляется слава и дама.

ЖИЗНЬ — СКАЗКА

Проложен путь неведомой рукою,

Иду на испытания судьбы.

То потом обольюсь, то кровью,

То мучает назойливая мысль.

Повсюду лес, болота, мхи.

Опушка! И я на ней передохну.

Мне не хватает безупречной воли,

Поэтому гонимый страхами бегу.

Скажу: «Не жизнь всё это! Просто сказка!»

Здесь также скрыты чудеса.

Такой же путник встретится,

Но маска не даст мне разглядеть его лица.

Увижу лешего с мохнатыми руками.

Мне хватит сил освободить его захват.

Опять иду к назначенной мне цели.

Ну в чём, скажите, виноват?

Эх! Мне бы роль простую, без затеи.

Да вот хотя бы как у комаров.

Я просто хлопнул по щеке ладонью –

И вот он, миленький, готов.

И для него на этом всё свершилось.

Он впился в щёку, получил шлепок.

Он мёртв, а я иду своей дорогой.

А может быть, комар предостерёг?

Что дальше? Где его границы?

Когда покажет сказка чудеса?

Но продолжает жизнь листать страницы

И пишет строки чья-то сильная рука.

ПЕРЕМЕНЫ

На нас смотрело утром солнце,

Лаская тёплою рукой.

Но вскоре небо затянулось,

Грозя облить сверху водой.

И вот уже и день не тот…

И приземлилось настроенье.

Но жизнь на месте не стоит,

Вновь будет летнее веселье.

ДОРОГА

Чем длиннее дорога,

Тем ближе родные.

Память остро чувствует их теплоту.

Как же были глупы наши обиды.

И так просто теперь сохранять тишину,

Помолчать,