Сентябрь каждый день измеряла отцу температуру, но, когда он предложил платить ей по десять центов за то, что она такая прилежная сиделка, Сентябрь не могла и не хотела принять эту плату. Она расспрашивала его о боли так, будто это была зачастившая в гости родственница, и записывала все ответы в книжечку, которую ей дали доктора. Отец ездил в Омаху каждые три месяца. Как же медленно врачи приводили в порядок его ногу! Ничего нельзя было поделать с осколком пули, застрявшим в бедре. Сентябрь всякий раз смотрела из окна, как он отправляется в госпиталь, усаживаясь в длинный блестящий «Паккард», который присылала за ним Ассоциация ветеранов войны. Иногда ей казалось, что на папе лежит то же заклятие, что и на ней, и он обречен снова и снова оставлять свой дом, чтобы возвращаться в какой-нибудь странный город.

Помогая то на одной ферме, то на другой, она часто вспоминала сивиллу, охранявшую вход в Волшебное Подземелье, где обосновалась ее, Сентябрь, собственная тень. Сивилла любила свою работу и с детства знала, что работа эта – такая же ее часть, как и сердце. «А для какой работы родилась я? – думала Сентябрь далеко не в первый раз. – Что я могу сделать полезного? Какое дело подошло бы мне так же естественно, как служба часового подходит сивилле?» Ответа она не знала. Ясно было только, что сажать овощи и водить машину – это не то. Блеющие овцы и одноглазый петух мистера Киллори, наверное, думали, что она недостаточно хорошо за ними ухаживает, чтобы посвятить этому всю жизнь. Она читала это в их черных глазах. Жеребая чалая кобыла не удостоила ее своим мнением ни в какой форме. Сентябрь считала, что у нее неплохо получается читать и думать, чему по большей части и учил папа до войны своих учеников. Ну и, похоже, она неплохо научилась свергать монархов. Но из этого, кажется, не сделаешь профессию. Сентябрь знала, что многие девочки прилежно готовятся к тому, чтобы стать хорошими женами и хорошими матерями своим будущим детям. Ее мама тоже стала хорошей женой и матерью, но еще она при помощи гаечного ключа и своей светлой головы заставляла самолеты летать. Сентябрь тоже хотелось применить свою светлую голову для чего-нибудь чудесного. Дожидаться, когда выяснится, в чем именно состоит ее призвание, было не легче, чем перестать искать приметы Волшебной Страны у каждой каменной стенки и каждого фонарного столба.

Сентябрь старалась наполнить свою светлую голову мыслями такого рода, набить под завязку, чтобы не думать ни о чем-то другом. Месяц май растворился в цветах и птицах. Июнь подхватил эстафету лета и припустил по своей сухой золотистой дорожке. Ночью в окно к Сентябрь заглядывала луна, которая в Небраске похожа на круглый тюк сена. Однажды, но только однажды, когда она смотрела на свою банку с монетами в лунном свете, ее посетила ужасная мысль, которую раньше она не впускала, как бы громко та ни стучалась в двери ее сердца. «Может быть, это потому, что я старею. Может быть, я не нужна Волшебной Стране, потому что я так старалась быть взрослой и вести себя как положено взрослым. Может быть, Волшебная Страна только для детей. Мне уже четырнадцать, а это совсем не то, что двенадцать. У меня даже работа есть, пусть и не самая лучшая. Я умею водить машину и не забываю каждый день в одно и то же время измерять и записывать папину температуру. Вдруг меня не пустят обратно из-за того, что я стала чересчур большой – нет, хуже того, чересчур обыкновенной».

Той ночью она внезапно проснулась в полной уверенности, что услышала совсем рядом басовитое рычание виверна.

Наяву ничего такого не было. И Сентябрь заплакала в теплой неподвижной тьме.

Первый день июля выдался жарким и своенравным. Сентябрь проснулась так рано, что, когда она выскользнула за дверь, на небе еще оставалось немного желтого и розового. Она отправилась к аккуратной полоске деревьев на границе их земельного участка. На Сентябрь были любимые зеленые рабочие брюки, которые, сказать вам правду, уже стали ей коротки, да и вытерлись, и линялая рубашка в приятную красную и оранжевую клетку. С собой она взяла молоток, привесив его к поясу. В темно-оливковые карманы засунула жестянку с гвоздями, две ириски и книжку по норвежской мифологии в мягком переплете, которую пришлось согнуть почти пополам, чтобы она вошла в карман. Согнутым локтем она прижимала к груди свою банку с монетками. Сентябрь собиралась сначала немного почитать про омелу и восьминогих лошадей, а потом починить пролет забора, который повалился во время последнего ливня. Этот самый забор отделял их владения от гораздо большего участка мистера Альберта. Накануне вечером папа мимоходом упомянул упавший забор, так рассеянно и печально, будто и не было смысла чинить его в этом мире, где ливень льет, когда ему вздумается. После того как Сентябрь покончит с починкой, ей надо будет поехать на модели А в город с длинным списком покупок, составленным мамой. Мистер Альберт и миссис Альберт тоже дали ей свои списки покупок, а за компанию с ними миссис Пауэлл и миссис Уайтстоун. Сама Сентябрь тоже решила потратить несколько своих бесценных монеток и купить компас и, возможно, еще какие-то мелочи, которые могут оказаться полезными в Волшебной Стране.

Сунув все списки в задний карман, Сентябрь взглянула вдаль, на стайку кудрявых белоствольных берез, разбежавшихся как заглавные буквы на странице. Их роскошная, глубокая до черноты, прохладная тень манила к себе. Путь предстоял неблизкий. Ни свистеть, ни чего-то еще, чем можно скоротать время, Сентябрь не умела. Поэтому она вытащила книжку, чтобы читать на ходу, следя за дорогой краешком глаза. Чтение Сентябрь могла совмещать с чем угодно: с прогулкой, с чисткой лошадей, с прополкой грядок, с оттиранием чайных чашек и соусников, на которых уже и рисунка-то не осталось. Стиль книжки был суховат, но разве это важно, когда валькирии и козы уже пришли в движение? Великанша Скади как раз принялась выбирать себе мужа, просто глядя на ноги всех богов подряд, и тут на страницу упала густая тень деревьев. Дальше надо было идти вдоль забора, пока не наткнешься на поваленный пролет, что ощетинился проволокой и разбросал вокруг доски. Сентябрь достала одну из ирисок и забросила в рот.

Возможно, именно из-за всех этих божественных ног, ирисок и жаркого утреннего солнца Сентябрь не заметила довольно крупную особу и еще более крупную собаку при ней, идущих по другую сторону забора. Справедливости ради следует признать, что особа шла очень тихо. Даже и не шла, а просто беззвучно таяла в одном месте и появлялась снова чуть дальше, вдоль забора, собака же, не отставая, трусила вслед за ней. Мы можем только порадоваться, что фигура появилась возле поваленного ветром забора именно в этот момент и ни секундой позже. Потому что, когда Сентябрь увидела эту груду обломков поверх края книжки, она отвлеклась от Скади с ее пантеоном ног и уставилась прямо в искрящиеся электричеством голубые глаза огромной женщины с рослым, заметно скучающим псом.