– А вон там градский детинец, – указал вперед Кима. – Дружинные избы, терем посадника Путяты и гридница.

– Ага, – с деланным уважением кивнул ему Стрелок, однако особого почтения не выказал и уже через миг спросил почти с осуждением: – Пошто в Ростове не оградились от находников стеной да запорами? Или лихолетья у вас не бывало?

Мерянин только хмыкнул.

– Словене одно время пробовали возвести насыпь, но потом передумали. Да и не нужны Ростову особые укрепления. Град ведь окружен болотами, сухопутный путь от великого Итиля к городу топями перекрыт, а если подойти по рекам… то это еще суметь надо. Реки-то у нас илистые и порожистые, ну а вдоль побережья дозор несется.

Меж тем Кима прикрикнул на лосей и ловко завернул их к избам, поехал по длинному проходу между тынов.

Здешний детинец не впечатлял мощью. Ни насыпи, ни привычной для градов городни[12]ни заборолов[13]со скважинами-бойницами – только частокол из толстых бревен, довольно крепкий, с заостренными наверху лесинами, пригнанными так, чтобы не было зазоров. Да и ворота были мощные, из расколотых пополам дубовых стволов, стянутых железными скобами. А над ними привычное: поднятые на шестах черепа врагов – доказательство, что не даром кормятся воины из детинца. Освещенные неярким зимним солнышком, они скалились жуткими улыбками со своей высоты.

У ворот стояли стражники в островерхих шлемах, а на открытом пространстве у детинца толпились люди с возами и санками, привезшими полагающуюся дань, которую принимал у них невысокий, богато разодетый мужчина в длинной, крытой синим сукном шубе и высокой меховой шапке.

Увидев его, Кима что-то проворчал недовольно: надо же, как это они на тиуна Усмара сразу напоролись. Но шапку все же скинул, склонился, приветствуя управителя как главного. А тот сперва только мельком взглянул, больше занятый принятием товаров, и лишь потом, разглядев незнакомцев, отвлекся от беседы с очередным данником, присмотрелся более пристально, особенно к Свете. Она тоже спокойно разглядывала поднявшегося до положения управителя тиуна. И хотя Усмар был недурен собой – невысокий, стройный, с выразительными карими глазами и темными бровями вразлет, с холеной аккуратной бородкой, – все одно чувствовалось в этом нарядном человеке что-то неприятное.

Они въехали в ворота детинца. Здесь располагался довольно обширный двор, окруженный срубными постройками; в глубине виднелся проход к терему посадника, ярусные крыши которого поднимались выше иных строений и были украшены изящной башенкой с острым шестом со знаком солнца наверху. На многолюдном дворе в основном находились мужчины-воины, занимавшиеся по погожему дню воинскими учениями.

Кима натянул вожжи, спешился и пошел через толпу, оставив спутников на санях. Вернее, Света осталась сидеть, потупившись под устремленными в ее сторону взглядами. Стрелок же, наоборот, встав на санях во весь рост, с интересом смотрел вокруг. В его глазах зажглась радостная искорка, будто видеть подобное ему было привычно и приятно.

А ведь и впрямь, поглядеть добру молодцу было на что. Чуть поодаль боролись в захват опытные кмети[14]подсекая друг друга на утоптанном снегу; здесь же с азартом сражались на длинных жердях молодые воины: они сходились, нанося удары с замаху, или отступали, ловя выпад противника выставленной поперечно длинной палкой. В дальнем углу будущие ратники уворачивались и отскакивали от многорукого деревянного истукана, вращавшегося на шарнирах; особо занятно было поглядеть туда, где два витязя упражнялись на мечах, а крепкий коренастый воин в надвинутой на глаза темной овчинной шапке давал им дельные советы. Но больше всего внимание Стрелка привлекли молодые воины у мишеней, упражнявшиеся во владении луком и стрелами. Луки у них были длиннее, чем он привык, зато, видать, тугие и крепкие – стрелы с них срывались стремительно и ударяли в плетеные мишени с такой силой, что даже нарисованные углем метки осыпались на снег темной пылью, а сами мишени мелко подрагивали на столбах-подпорах.

– Эх, хорошо стреляют! – невольно похвалил он умение стрелков-ростовчан.

– Ага. Почти как ты, – отозвалась Света, на что Стрелок обернулся так резко, словно жена толкнула его.

Однако, заметив ее смеющиеся глаза под рыжим мехом, перевел дух.

– Никогда так не говори, Светка.

– Не буду. Но и ты не смей. Даром я, что ли, за тебя пошла, за лучшего стрелка в подлунном мире! Так что соответствовать моему выбору должен!

Стрелок усмехнулся, небрежно надвинув жене на глаза пушистую шапку, за что получил шлепок по руке. Но тут к ним приблизились Кима и тот воин в мохнатой черной шапке, который ранее следил за упражнениями воинов с мечами. Отвлечь воеводу от обучения мечников мог не всякий. Кима имел на это право, поскольку был его сыном. Он так и представил родителя: «Воевода Нечай Новгородец, отец мой».

Ростовский воевода оглядел пришлых водянисто-голубыми глазами, казавшимися чересчур светлыми и какими-то невыразительными под темным мехом шапки. Но взгляд у него был цепкий, внимательный. Слушая, что говорит ему сын, он, только кивая, но как-то отстраненно, будто больше своим мыслям, чем сказанному сыном.

Кима же трещал без умолку:

– Пусть меня станет недолюбливать Мэркугу-юмо[15]если я не привез тебе редкостного удальца, который не будет лишним в твоей дружине, отец. Он умелый стрелок, я сам тому свидетель. А приехали он в Ростов от вятичей.

– Ну, дурному с места сорваться все одно что собаке почесаться, – произнес наконец воевода. Снял рукавицу, вытер запястьем нос – немаленький такой, широкий и уточкой, как и у Кимы. Но если Кима был приветлив и открыт, то его отец производил противоположное впечатление. Он не спеша оглядел пришлых – больше Стрелка, а на Свету глянул лишь мельком. – Думаете, вы тут приживетесь? Думаете, ждали вас? – спросил он глухим голосом.

– И тебе пусть пошлют боги здравия и удачи! – заулыбался в ответ Стрелок, обнажив в улыбке ровные белые зубы.

– Да, да, конечно, – согласно мотнул кудлатой шапкой Нечай, не сразу сообразив, что не поприветствовал гостей, как полагается. – Спрашиваю, на что понадеялся, сюда прибыв?

– В дружину твою хочу наняться.

– Уверен ли, что сгодишься?

– Отчего ж нет? Я хороший стрелок. Не хуже твоих буду, а то и получше.

– Среди моих все хорошие стрелки, одним больше, одним меньше – дружина не разбогатеет. А вот захотят ли тебя местные содержать и хлеб-соль давать за свою охорону, еще неведомо.