– Откуда ты знаешь, что я обедал с ней?

– Разве ты не говорил мне? Нет, это она сказала – неужели Лоис промолчит!

– Дорогая, это похоже на женскую неприязнь.

– Это и есть неприязнь.

В ее глазах заискрилась насмешка и тут же угасла. Какой смысл говорить Энтони о Лоис? Он был увлечен ею два года назад, и даже если теперь увлечение прошло, возможно, он лелеет память о ней. Мужчины сентиментальнее женщин. И всегда, всегда, всегда терпеть не могут, если одна женщина дурно говорит о другой.

Джулия рассмеялась.

– Над чем ты смеешься?

– Над нами, – ответила она.

– Почему?

– Тебя как будто не было здесь две минуты, а не два года.

– Потому что я сказал тебе о чернилах? Так это же по-свойски.

Джулия кивнула. Когда она не злилась на него и не страдала от сердечных мук, между ними быстро возникало то взаимопонимание, что использует слова, но вряд ли нуждается в них. Сейчас она не сердилась, и сердце ее билось спокойно. Она чувствовала себя юной и счастливой, словно время унеслось вспять на двенадцать лет, Энтони приехал домой на каникулы и входил на чай в ее классную комнату. Джулия умывалась и причесывалась, и пока мисс Смизерс была там, они вели себя в высшей степени чинно, но как только чаепитие заканчивалось, могли взять и удрать в сад…

Они сели рядом на диван: Энтони в прекрасном новом костюме, стоившем, должно быть, целое состояние, и Джулия, уже не маленькая девочка, трудолюбивая писательница, в старом красном халате, испачканном чернилами, как недавно ее нос.

Энтони спросил:

– Ну, как тут все – и все?

– Ты не виделся с Джимми?

– Нет. Я звонил ему. Через день-другой поеду в Леттер-Энд. Хотел узнать, будешь ли ты там.

Джулия свела свои черные брови.

– Возможно, придется поехать. Только не хочется. Послушай, что тебе говорила Лоис? – Она полезла под диванную подушку, вытащила пачку сигарет. Протянула ему. – Закуривай.

– Спасибо, я курю свои.

– Эти недостаточно хороши для тебя?

– Ты высказываешь то, что у меня на уме. Сдержи гнев, дорогая, и закури одну из моих.

Если Джулия хотела рассердиться, подобное желание прошло. Вместо этого она рассмеялась. Энтони демонстрировал свою обычную манеру вызывать ее на словесный поединок, только сейчас ей этого не хотелось.

Энтони зажег спичку и поднес ей огня. Их губы оказались совсем близко. Сердце Джулии с мучительной неожиданностью зачастило. «О Господи, все начинается снова! Как ужасно быть женщиной!»

Она откинулась назад и нахмурила лоб. Лицо ее закаменело, мышцы напряглись, а подбородок приобрел резкие очертания.

– Что тебе говорила Лоис? – повторила она.

Энтони затянулся сигаретой.

– От нее и Джимми я узнал, что в Леттер-Энде состоится обычная семейная вечеринка. Элли и Минни живут там, так ведь?

– Да, там!

– А что ты имела в виду, говоря, что придется поехать?

Джулия выпустила струйку дыма.

– Лоис сказала тебе, как она ведет дом?

– С ее слов я понял, что там царит общинный дух – один для всех, все для одного.

– Ты считаешь, что Лоис проникнута общинным духом?

– Честно говоря, нет. Но она довольно восторженно говорила о прелести этих отношений.

Джулия, хмурясь, пристально смотрела на него.

– Сказала она, кто там занимается работой?

– Насколько я понял, миссис Мэнипл все еще трудится на кухне, но почти без помощников.

– Из деревни приходит девочка, она из семьи Пеллов, очень славное дитя. Даже Лоис не может ожидать, чтобы Мэнни мыла все эти каменные полы.

– Она сказала, что Мэнни уже не справляется с работой.

– Мэнни готовит замечательно, но Лоис уволит ее, как только найдет кого-то другого. Мэнни ненавидит ее, и она это знает. Конечно, она уже старая. Помнит, как крестили Джимми.

– Так, ему сейчас сколько – пятьдесят один год?

– Она была тогда судомойкой – значит, ей около семидесяти. Сейчас Джимми противится ее увольнению, но ему не устоять против Лоис. Так, это кухня. Говорила она, кто делает остальную работу? – Джулия подалась вперед, глаза ее сверкали. – Раз в неделю из деревни приходит миссис Хиггинс, помощник садовника насыпает в ведра уголь, а всю прочую приятную работу по дому выполняют Минни и Элли! Будет тебе Лоис трудиться!

Энтони пробормотал:

– Один для всех, все для одного…

– Все для Лоис, – резко произнесла Джулия. – Ты обедал с ней. Похоже по ее рукам, что она занимается какой-нибудь домашней работой? У Элли были такие красивые руки…

– Ну так почему они это терпят? Почему не уволятся и не найдут приличную работу?

Джулия затянулась сигаретой.

– Какую работу может найти Минни Мерсер? Она ничему не училась, а ей скоро стукнет пятьдесят. Безвылазно жила в Рейле, а после смерти доктора Мерсера поселилась в Леттер-Энде. Она душка и ангел, только не нужно делать вид, будто она может позаботиться о себе. Об нее все вытирают ноги. Пока домом управляли Джимми и мама, это не имело значения, они любили ее, и она была рада служить им. В службе Лоис хорошего мало.

Голос ее затих, но глаза продолжали говорить. Они яростно бросали вызов: «Ну, давай! Встань на ее защиту! Скажи, как прекрасно будет стать половой тряпкой для Лоис! Скажи, как тебе самому это нравилось два года назад!»

Энтони молчал. Слегка изогнул губы в саркастической улыбке и ждал, чтобы Джулия поняла по его молчанию, что ведет себя глупо. Когда на ее щеках выступил предательский румянец, он заговорил:

– Насчет Минни я с тобой согласен – ей деваться некуда. Но Элли могла бы найти работу, разве не так?

– Не станет искать – из-за Ронни. По-моему, им не стоило вступать в брак, ничего не имея, но они были по уши влюблены друг в друга, все вокруг создавали семьи, поэтому и они тоже поженились. Ронни изучал управление имением под руководством агента старого полковника Фортескью, и работа ему была, в общем, обещана, но тут мистер Банкер ушел на покой. Теперь, когда Ронни лишился ноги, устроиться ему нелегко. Полковник Фортескью очень порядочен – он будет сохранять это место, сколько сможет. По-моему, он сам управляет имением, но ему это уже не по силам. Старый Банкер умер перед самым концом войны, и беда в том, что работать Ронни не в состоянии – его все еще мучают сильные боли, и ему пока нельзя сделать протез. Он лежит в госпитале в Крэмптоне, и Элли может ездить к нему два-три раза в неделю. Вот что держит ее в Рейле, из-за этого она работает по дому вдвое больше, чем следует, и дальние поездки на велосипеде выбивают ее из сил. Она буквально превратилась в тень.