Морланд вздохнул.

— Я отлично понимаю тебя, мой друг. Может быть, даже лучше, чем ты себе представляешь. — Граф медленно распрямил длинное тело и поднялся, стараясь скрыть разочарование. Это задание Старика могло излечить Дейна. Он повесничал в Лондоне уже почти полгода после возвращения в город, и этот легкомысленный образ жизни прибавил ему морщин около рта и на лбу.

Но в конце концов, Морланд мог лишь только просить. Окончательное решение оставалось за Рейвенхерстом.

Морланд отвернулся, делая вид, что очень занят своей тростью, упавшей на пол. Когда он наконец выпрямился, его лицо было совершенно бесстрастным.

— Значит, такие вот дела. Я должен был сделать последнюю попытку ради Старика. — «И ради твоего блага», — подумал Тони. — Продолжай в том же духе и наслаждайся, мой друг. Ты заслужил это, Бог тому свидетель. И передавай мой привет своей воинствующей тетушке, когда снова увидишь ее. Я все еще не забыл, как она разгромила меня в «фараон». — Он махнул Дейну рукой, когда тот пошел вслед за ним к двери. — Не надо провожать меня. У тебя другие дела, о которых надо позаботиться как можно скорее если не ошибаюсь.

Морланд взял перчатки и накинул пальто. Не говоря больше ни слова, он повернулся и неловко вышел на улицу.

Дейн долго стоял, прислушиваясь к эху нетвердых шагов друга. Хромота была незначительной, но угадывалась безошибочно, когда Морланд зашагал по тротуару.

Выругавшись с досады, виконт вернулся в маленькую гостиную и допил коньяк, потом уселся за стол и опустил голову в ладони. Сжав лоб, он хмуро уставился вниз, на остывшую, пустую каминную решетку.

Итак, Лис использовал большие старые развалины в Фарли в качестве базы… Дейн сощурил темно-синие глаза. Трудно поверить в это. Слухи о безрассудной храбрости этого человека и его щедрости к местным жителям достигли легендарных размеров даже здесь, в Лондоне. Да, Лиса будет трудно загнать в нору.

Ему надоело переправлять чай и коньяк, теперь он предпочитает играть в смертельные игры — продавать секреты и золото наполеоновской армии.

Чертов негодяй! Холодная ярость затопила сердце Дейна. Каждое переданное шепотом слово, каждая обмененная гинея означали пролитую английскую кровь. Неужели мерзавец не понимает этого? Или ему на все наплевать?

А что же она! Рейвенхерст был в недоумении. Если Фарли был базой Лиса, она не могла оставаться в стороне.

— Тэсс… — Произнесенное шепотом слово гулко прозвучало в прохладном воздухе.

Наконец-то он выговорил это имя. Оно помогло ему очиститься, беспристрастно посмотреть на вещи — позволило припомнить холод и отчужденность их последней встречи.

Лицо Рейвенхерста потемнело, глаза сверкали на нем как лазурные льдинки. Неужели она теперь женщина Лиса? Неужели они смеются над ним в постели, радуясь собственной ловкости?

И сколько еще мужчин уже разделили с ней ложе?

Солнышко. В его растревоженных мыслях эхом, как молчаливый вопль, пронеслось ее имя. С отчаянным проклятием Рейвенхерст яростно опустил кулак на столешницу.

Неожиданно у двери послышался шелест шелка, комната наполнилась ароматом роз.

— Вот вы где, милорд, — с упреком промурлыкала роскошная Даниэла, — возвращайтесь в постель, пока не простудились. — Ее зеленые глаза искрились, пухлые губы сложились в понимающую улыбку. — Ну же, сердце мое, я найду самый необычный способ согреть тебя.

Дейн слегка улыбнулся, увидев сквозь прозрачную сорочку ясно проступающие изгибы пышного тела.

— Соблазнительная мысль, дорогая моя, мне уже стало теплее.

— О-о, но я, разумеется, собираюсь разогреть тебя гораздо больше к тому моменту, как мы закончим.

Но когда виконт вновь оказался рядом с Даниэлой на смятых простынях, обхватив ладонями ее полные груди, припав к ее алчному рту, слушая ее несдержанные стоны, он не ощутил в душе ничего, кроме ужасающего, цепенящего холода.

Он был мертв — далекий и отстраненный от своего удовольствия.

Функционировало только его тело. Он как бы со стороны наблюдал за двумя незнакомыми людьми, удовлетворяющими свою безрассудную, болезненную похоть. Вместо лица своей любовницы он видел пару других глаз — серо-зеленых и неистовых. Властных. Обожающих.

Роскошное тело Даниэлы трепетало в его объятиях, а Дейн ощущал только холодную отчужденность. Минуту спустя он откинул назад голову, оторвавшись от нежного рта любовницы, и застонал. На улице послышался грохот проезжающего экипажа. Потрескивая, медленно догорали свечи.

Рейвенхерст с проклятием сжал Даниэлу в объятиях. К ее удивлению и удовольствию, он уже снова двигался в ее теле. Да, этот виконт даст фору хорошему жеребцу!

Если в страстной атаке Дейна и было что-то отчаянное, его любовница была слишком мудрой женщиной, чтобы обращать на это внимание. Ее губы изогнулись в самодовольной улыбке, и она пробежала опытными пальцами вниз по его жесткому торсу, прикоснувшись к пульсирующей мужской плоти.

Да, ее английский виконт был мужчиной из тысячи! Даниэла, как немногие из женщин, знала, насколько уникален его талант любовника. Но и она была редкостной женщиной. Она любым способом завладеет им, поклялась себе. Даниэла; это лишь вопрос времени.

Когда несколькими минутами позже тихую комнату огласил его хриплый стон, Рейвенхерст обдумывал совершенно другой вопрос.

С каким удовольствием заставит он красивую шлюху с серо-зелеными глазами расплатиться за то, что она сделала с ним пять лет назад.

Двадцать пять лошадок

Пронеслись во мраке -

Коньячок для пастора,

Табачок служаке.

Редьярд Киплинг

Камбер-Сэндз

Юго-восточное побережье Англии

Май 1810 года

Дул сильный свежий ветер. Через Ла-Манш, разделяющий Англию и Францию, в океан катились волны с белыми гребнями. Неровные облака проносились по небу, освещенному луной, превращая болото в черно-серебристое пространство.

Луна контрабандистов — так называли ее здесь, на болоте Ромни, где южное побережье Англии близко отстояло от побережья Франции. Достаточно света, чтобы без особого труда проскользнуть по песку с не оплаченными таможенной пошлиной чаем и коньяком, и слишком мало, чтобы верховые офицеры королевской гвардии могли попасть в чью-то спину.

Возле берега под защитой песчаной дюны скорчилась худощавая фигурка, невидимая среди шуршащих камышей и болотной травы. Ее туманные очертания надежно терялись в черных пятнах на болоте.

У линии горизонта вздымались на сильном ветру паруса небольшого парусного судна, ослепительно белые на фоне темной воды. Доставив груз коньяка, быстроходная шхуна помчалась в открытое море. Ее трюмы опустели.