Лица людей за ее столиком излучали поддержку. Помимо Джефри и Дефины, ее компанию составляли и Мерседес, которая привела с собой явно голубого приятеля. Мерседес принадлежала к поколению, в котором на общественные мероприятия полагалось появляться в сопровождении мужчины, и придерживалась этого правила, несмотря на свое лесбиянство, никем не осуждаемое, но и не составляющее никакого секрета. Рядом с Мерседес сидел вице-президент отдела маркетинга Кейси Робинсон со своим голубым партнером Реем. Карен вздохнула и с благодарностью подумала о своем удачном замужестве с Джефри в самом начале своей карьеры. Ведь столько женщин оплакивают недостаток гетеросексуальных мужчин в индустрии моды!

Карен улыбалась Кейси, Мерседес, Дефине и другим. Все люди, сидящие за ее столиком, помогли ей прорваться сюда. Поэтому когда Карен узнала, что выиграла Приз Оукли, то твердо решила разделить торжество вместе с ними. Она не пригласила родственников: те ничего не вложили в ее успех, и к тому же их присутствие всегда было чревато осложнениями. На этот раз Карен решила посвятить вечер себе, а отметить торжество с матерью и сестрой попозже — после события. Ее немного мучила совесть, но, как объяснил ее друг Карл, «надо выбирать между приглашением родственников и испорченным вечером, либо отказом им — и прекрасным вечером, отягощенным чувством вины. Я — за чувство вины. Вина — это мускулы, научись ими пользоваться».

Мысли о Карле как будто наколдовали его появление: Карен увидела своего высокого, толстого и лысого друга, прокладывающего к ней дорогу. Без него стол не был бы полным. Карл был веселым наставником в построении ее карьеры еще со времен Южной районной высшей школы, что в Рокуил Центре в Лонг-Айленде. Он был единственной ее опорой. Ни мать, ни младшая сестра не разделяли мечтаний Карен о красивой, баснословно прекрасной и удобной одежде. Белл была слишком практичной и скептичной ко всяким мечтаниям, а бедная Лиза, будучи младше Карен, сама нуждалась в поддержке. Только Карл с его бешеным оптимизмом, обостренным чувством юмора и швейной машинкой своей матери поддерживал идеи Карен. Он был ее первым создателем и союзником. И вот теперь его туша, преодолев последнюю часть танцевального зала «Уолдорф Астории», поглотила ее в своих объятиях.

— Браво! Браво! Браво! — Он буквально испускал сияние, смачно чмокая Карен в обе щеки.

— Grazia[1], — ответила Карен, исчерпав этим словом весь свой итальянский словарь. Для нее было пыткой учить французский, на чем так настаивал Джефри, считая этот язык необходимым условием ее карьеры. В этом смысле она была полной противоположностью Дефине. Даже ее английский был с характерными для Норстрэнд-авеню (где жила их семья до того как отец смог позволить себе перебраться в Рокуил Центр) тяжелыми аденоидными тонами.

— Ну и как же вам удалось добиться столь впечатляющих успехов? — спросил Карл, комично имитируя голос ведущего программу через микрофон, которым ему служил взятый из столового набора нож для масла.

— Я полагаю, что усердной работой; как говорится — прилежно держала нос у точильного камня.

— Так вот почему он такой формы! — откликнулся Карл. — Нужно сделать с него портрет. — Карл достал компактную камеру и протянул ее Джефри. — Эй, Дефина, двигай сюда. Нужна фотография звезд сегодняшнего вечера.

Дефина снизошла к его просьбе с улыбкой, но Карен отметила, как напряглось лицо Джефри. Почему Карл исключил из кадра ее мужа? Мог бы быть подипломатичней. Карен знала, как легко заставить Джефри почувствовать себя всего лишь привеском к ней, а это было и в самом деле несправедливо, поскольку всем своим успехом она обязана мужу. К чести Джефри, тот сдержался, не выказал обиды, послушно взял камеру и прищурился, наводя объектив.

— Три мушкетера на переломе зрелого возраста, — сказал он, щелкнув затвором фотоаппарата.

— Очень похоже, — подхватила шутку Дефина. — Но я никогда не могла запомнить разницу между Дюма-pere[2], Дюма-fils[3]и Дюма-Духом Святым.

— Ну, ребята, вы все напутали, — рассмеялась Карен. — Даже я знаю, что это Каспер — Дух Святой.

Джефри покачивал головой на их дурачества.

— Не могли бы вы вести себя как приличные знаменитости, а не как туристы? Хотя бы в этот вечер, — сокрушенно произнес он.

— Кстати, о знаменитостях: в холле я видел Джона Кеннеди-младшего, — делая страшные глаза, прошептал Карл. — Я чуть не отдал концы. Клянусь, он представляет собой большую опасность для голубого общества. Парень может вызвать сердечный приступ, — и Карл тяжело засопел не то от настоящего, не то от поддельного возбуждения. Карла не всегда можно разгадать.

— О, хотя бы на одну ночку побыть Дэрил Ханной! — воскликнул он.

Карен изобразила, что шокирована.

— Веди себя прилично! — вскричала она.

Карл был помешан на клане Кеннеди, или притворялся таковым. Он был, возможно, единственным человеком в Америке, кто мог перечислить всех родственников Кеннеди нынешнего поколения. Это было похоже на светский трюк, вроде перечисления всех жен Генриха Восьмого или имен гномиков из «Белоснежки», но только список был намного длиннее.

К этому времени большинство приглашенных заняли места в зале, и Карл присоединился к компании за столиком Карен Каан. Он поднял бокал, и когда один из официантов наполнил его шампанским, прочистил горло и принял серьезный вид.

— Провозглашаю тост в честь обладателя столь желанного для многих Приза за достижение в американской моде от фонда Оукли за этот год, — отсалютовал он.

Карен была тронута. И вдруг, как по команде, все сидящие за столиком, включая обычно уравновешенную Мерседес, взяли с блюда по бутерброду и мешая друг другу, сложили их на тарелку Карен. Все разразились смехом. Нет, не все — кроме Джефри.

— Боже мой! — воскликнул он. Джефри явно не мог включиться в розыгрыш. — Драка едой в «Уолдорф Астории»?

Он покачивал головой, но Карен не могла остановить смех. Она смеялась до слез и полезла за платком, чтобы не позволить слезам испортить косметику.

Неожиданно хозяйка церемонии Лейла Уорт начала говорить с подиума, установленного у края сцены.

— Разрешите привлечь ваше внимание, — проворковала она в звуковую систему, которую пришлось настроить на максимум громкости, чтобы перекрыть ржание и лай поклонников швейного искусства. Публика в моде всегда была довольно громкоголосая.

Следующая часть вечера для Карен показалась смазанной. Были серии малосъедобных, но зато красиво оформленных блюд, болтовня нескольких выступающих, трепавшихся о наградах Оукли, об индустрии моды и вовлеченных в нее фондах. В перерывах между речами шум от разговоров поднимался почти до непереносимого гула и гремела, как обычно в таких случаях, музыка — какая-то сногсшибательная группа Лестера Лэннина. Затем свет уменьшился, и Лейла Уорт снова заняла место на подиуме.