– Не то что бы зацепило, просто чувствую что-то внутри… – Говоря эти слова, ощутил какую-то нотку, исходящую будто от совести, нотку радости сказанной правды, звучание ее было тихим, спокойным, но радостным, и радость эта разлилась по всему телу, достигнув кончиков пальцев, приятно зачесавшихся, от чего я с силой сжал кулаки и немного улыбнулся, что тоже не ускользнуло от внимательного взгляда. Улыбнулся и продолжил:

– …не зря же Иосиф Виссарионович патриархию восстановил.[4] Знаете ли, давно такой, казалось бы простой, но какой-то сконцентрированной мысли не встречал… – Параллельно промелькнула мысль: «Представляю, что он напишет в рапорте о проведенной беседе».

Майор, чуть подумав, пристально глядя сквозь меня и, наверное, заметив, что глаза его на меня впечатление производить перестали, рубанул так рубанул…, что называется «с плеча»:

– А вы, Алексей Львович, кому служить предпочитаете: государству или Отечеству – Родине, так сказать?… – Хотя подвох я не сразу понял, а разглядев, посчитал не возможным ответить иначе, чем считаю в действительности – в конце-то концов, надо себя за что-то уважать! Встал, тем самым показывая серьёзность происходящего и, как можно спокойнее, произнес:

– Родина у офицера должна быть одна, а вот суть, жизнедеятельность и состояние государства зависит от тех, кто взял в ней бразды правления. Эти люди смертны и, мягко говоря, могут ошибаться. Насколько разны каждый из Рюриковичей, Шуйский, Романовых, Керенский, Троцкий, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и сегодняшние наши руководители страны…, а Родина, как была Родиной, так и осталась – Ей и присягу приносил, Ей и служить буду, как бы эта служба кому не виделась и чем бы не мнилась…

Пока я произносил эту тираду офицер микроскопически менял выражения лица, то есть на столько незаметно, что только после, пытаясь вспомнить подробно весь разговор, у меня прорисовалось в памяти ощущение от этих перемен выражающихся одним словом – заинтересованность и заитригованность.

Он дослушал до конца, тоже встал, но почти сразу присел на краешек стола, настолько близко ко мне, что кажется, вот-вот услышит биение, вторящего моему душевному возмущению, сердца. Сейчас он смотрел жестко и внимательно, словно желая снять посмертную маску ожидаемой им реакции. Азарт просвечивался из глубин его желаний, прикрытый умением терпеть и сдерживаться. Он ожидал этого мгновения, будто бы получение именно этого оттиска и есть смысл не только всего нашего разговора, но всего его существования.

Майор готов был отдать за неё все, даже купить, пусть и ценою непомерною, для него это должен был стать момент истины, кажется так же, как и для меня. Я же слышал сумасшедшую канонаду своего пульса, буквально разрывающего перепонки в ушах, осознавая загоревшийся румянец на щеках и еле перебарывая нехватку воздуха. Почти оглохнув и перестав ощущать свое тело, я продолжал контролировать речевой аппарат, мимику, а главное правильно воспринимал себя и этого странного человека в происходящем, что было победой самого себя над самим собой.

Конечно, майор все заметил, но некоторая его возбужденность не скрылась и от меня, что он тоже понял, это, впрочем, совершенно его не смутило, напротив, мне показалось, что он остался доволен.

Нет, он не был покупателем мерцающих эмоций, он претендовал на большее – если не на душу, то на судьбу точно.

В момент, когда мы одновременно, странным образом, были готовы к финалу, «покупатель» четко, ясно и медленно, расставляя акценты на нужных словах, произнес:

– Но родились то вы в конкретном государстве и разве не оно и есть ваша Родина?

Для меня это два разных понятия, русский солдат всегда сражался за Отчизну и погибал за Родину, даже когда происходило это во время сражений за сохранение территорий других государств…, ааа государство не только с маленькой буквы пишется, но и поменяться может, так что же мне присягу заново принимать – Талейрановщина[5] какая-то!.. – По всей видимости ответ мой оказался неожиданным, но принес удовлетворение, которое дало мне понять, что карьера моя закончилась не успев начаться, и служить мне, если служить, в «Монькиной заднице» или в лучшем случае…, но про это вообще думать не хотелось.

Майор встал, показывая всем видом, что аудиенция окончена, настойчиво попросил ни с кем не делиться не сутью, не пол словом из услышанного или произнесенного, и позволил себе, с наконец-то начинавшим что-то выражать взглядом, предположить вслух об очень даже нашей возможной, когда-нибудь, встрече.

* * *

До сих пор редко я чувствовал себя так неловко, даже скорее неуверенно и прежде всего от непонимания произошедшего. Учеба и все сопутствующее ей, скоро застили память и я перестал вспоминать об этом необычном человеке и странном разговоре, который в свое время все же будет иметь последствия, тоже, кстати, не до конца понятые мной, а в начале своего развития и не полностью осознанные.

Все время отведенное на самоподготовку, а после и на тренировке пытаясь понять логику вопросов майора, и не находя ее, я снова и снова возвращался к истокам произошедшего, и все больше понимал бесполезность предпринимаемого. Возможно на том и оставил бы это занятие, если не обратил бы внимание на упущенные ранее в анализе, произнесенные им фразы:

– У-гу-гу, одиночка… анализирует… И через какое то время:

– Не признание авторитета в человеке… – Что было правдой, так как авторитетность я воспринимал лишь во владении кем-то определенной области деятельности, но не в общем всего человека. Далее:

– Независимость суждений…, нет мелочей…, артиииист… – При этом он ничего не записывал, а произносил скорее для меня, чтобы проверить мою на это реакцию – может какая-то и была, но я не придал этому значение, а весьма возможно и просто пытался меня сбить с мысли…

Причина, по которой фразы выпали первоначально из моей памяти – его акцент именно на вопросы. Еще вероятно это были мысли вслух и больше говорящие не о моих характеристиках, а скорее, о его возможностях быть внимательным ко многому одновременно. Да, интересный тип, но почему-то от этого легче не становилось. Вот если бы он констатировал, что интуиция никогда меня не обманывает – это успокоило бы…

– Шерстобитов, ты чо сегодня такой плюшевый – совсем не реагируешь. Взялся изучать «Систему», изучай! А мест лишних в спарринге нет… Елисеев, не блажи, приведи его в чувство… вот, на пол и скрут… добей! Вооот. Да чо с тобой, Алексей, ефрейтора, что ли присвоили?… – Капитан Сабов вел факультатив по «рукопашке», и не любил, когда из его занятий делали освобождение от распорядка дня, подходил к своим занятиям со всей серьезностью и очень гордился тем, что был учеником самого Кадочникова.