Надев свитер, девушка обхватила себя руками, сожалея, что от него не пахнет отцом: мылом «Айвори», «Олд спайсом» и безопасностью, — но отца не стало, когда Беа было девять. Давно. В течение следующих одиннадцати лет Беа с матерью жили вдвоем — дедушки и бабушки с обеих сторон уже умерли, Крейны были единственными детьми в своих семьях.

А потом Беа потеряла мать. Осталась одна.

Она села в эркере, глядя на проливной дождь. «У меня есть биологическая мать. Ее зовут Вероника Руссо. Она живет в городке под названием Бутбей-Харбор, штат Мэн. Она работает в закусочной, которая называется «Лучшая закусочная в Бутбее».

Звучало мило. Женщина, работающая в такой закусочной, не может быть совсем уж плохой, правда? Она, вероятно, официантка, из тех приветливых теток, которые называют клиентов «дорогуша». А может, она, перенеся множество жизненных тягот, стала суровой и непреклонной женщиной, с угнетающим стуком ставящей тарелки с яичницей и рыбой с чипсами.

Возможно, она повар блюд быстрого приготовления. Это объяснило бы способность Беа сооружать невероятные гамбургеры, хотя в своей комнатке без кухни она ничего приготовить не может. Работая минувший год в «Безумном бургере» и в Письменном центре, она получала достаточно, чтобы оплачивать снимаемое жилье. Но в июле с деньгами будет туговато, и Письменный центр не всегда открыт во время летнего триместра. Последний жалкий чек на зарплату, за полнедели в «Безумном бургере», тоже не слишком поможет.

Ей негде жить, некуда поехать. Но у нее появились эти имя и адрес.

Она могла бы отправиться в Мэн, заставить себя войти в «Лучшую закусочную», сесть за стойку, заказать кофе и посмотреть на таблички с именами на фартуках официанток. С такого близкого расстояния она сумела бы разглядеть свою биологическую мать. Ей это по силам.

Да. Она поедет туда, посмотрит на Веронику Руссо и, если захочет, представится ей. Не сказать, правда, что она знает, как это сделать. Может, бросить записку в почтовый ящик или просто позвонить? Потом они где-нибудь встретятся — погуляют или посидят за чашкой кофе. Беа выяснит то, что ей нужно знать, чтобы прекратить строить догадки, размышлять, доводить себя до безумия. Затем поблагодарит Веронику Руссо за информацию, вернется в Бостон и начнет искать новое жилье. И новую работу. Придется, видимо, расстаться с мечтой о преподавании. Она вернется домой сразу же, как только разберется с прошлым, и подумает, что делать со своей жизнью.

Домой. Как будто у нее есть дом. Эта комната — просто-напросто большая кладовка. А съемный коттедж матери на Кейп-Коде, куда они переселились после смерти Кита Крейна, давно продан его владельцем. Но тот маленький белый коттедж оставался единственным местом на земле, где она чувствовала себя дома в Дни благодарения, в Рождество, во время летних каникул, а случалось, и когда наваливались проблемы, разбивалось сердце или она просто нуждалась в своей маме.

Теперь остались только воспоминания и этот старый рыбацкий свитер. И незнакомая женщина Вероника Руссо в Мэне. Давно ожидающая, чтобы Беа ее нашла.

Только идиотка стала бы печь пирог «Любовь» — шоколадный с карамельным кремом, по особому заказу — во время просмотра «Гордости и предубеждения». Добавила она ваниль? А соль? Будь он неладен, этот Колин Фёрт в своей намокшей в пруду белой рубашке. Вероника положила мерные ложки на засыпанный мукой рабочий стол и переключила внимание на маленький телевизор, стоявший рядом с кофеваркой. Боже, как же ей нравится Колин Фёрт. Не только потому, что он такой красивый. Этот телевизионный мини-сериал снят не меньше пятнадцати лет назад, и Колину Фёрту сейчас под пятьдесят. Хотя выглядит он по-прежнему великолепно. Но дело не только в этом. Колин Фёрт — это шесть футов два дюйма надежды. Для Вероники он воплощал то, что она искала всю жизнь, но так и не нашла и, вероятно, никогда не найдет. Веронике было тридцать восемь. До сих пор не замужем.

«Если бы ты хотела любви, действительно хотела любви, ты бы ее получила», — много раз говорили ей подруги, даже бойфренды. «С тобой что-то не в порядке, — заявил ее последний кавалер и ушел, хлопнув дверью, потому что она не согласилась выйти за него замуж. — У тебя как-то не так работает сердце».

Может быть. Да нет, Вероника знала, что это правда. И знала, в чем причина. Но сейчас, в тридцать восемь лет, подруги переживали, что она так и останется одна. Вот и приходится говорить то, что кажется одновременно легкомысленным и правдивым: она надеется встретить мужчину, который станет для нее Колином Фёртом. Ее подруга из закусочной прекрасно знала, что имеет в виду Вероника.

— Конечно, он — актер, играющий роли, но я понимаю, — сказала тогда Шелли. — Честный. Порядочный. Вселяет уверенность. Ума — через край. Верный. Просто веришь всему, что он говорит с этим его британским акцентом, — и доверяешь.

Всё это и еще — он так немыслимо красив, что Вероника запуталась с собственным пирогом «Любовь», который могла бы испечь и во сне. Ее особые чудо-пироги пользовались большим спросом с тех пор, как она вернулась в Бутбей-Харбор чуть больше года назад. Она выросла в Бутбее, но дом купила не в том районе, где жила с родителями. Она с первого взгляда влюбилась в лимонно-желтое бунгало на Морской дороге, и в день своего вселения туда услышала чей-то плач, когда вешала деревянные жалюзи на раздвижные стеклянные двери, ведущие на террасу. Вероника высунула голову и увидела соседку, сидевшую на заднем крыльце в черном неглиже и черных кожаных туфлях на шпильках. Она подошла и спросила, чем может помочь, и женщина крикнула, что ее брак распался. Вероника села и уже через несколько минут ее соседка, Фрида, выложила всю историю — как старалась завлечь собственного мужа, едва смотревшего на нее в последнее время, домой на ланч. Но он сказал, что захватил остатки от прошлого ужина и ему достаточно.

— Он скорее съест сэндвич с холодным мясным рулетом, чем займется мною! — воскликнула Фрида. — Сколько месяцев я пытаюсь его вернуть, но ничто не помогает.

И она вновь залилась слезами.

Вероника сказала соседке, что испечет особый пирог, которым Фрида угостит мужа на десерт этим вечером. Подавая ему его порцию, Фрида должна думать о том, как сильно любит и хочет своего мужа, и погладить его по затылку.

Тем же вечером Фредерик Малверсон посетовал, будто что-то на него нашло, и вернулся. Теперь Вероника каждую пятницу пекла для Фриды пирог «Любовь». Одно словечко друзьям и родным Фриды, и телефон Вероники начал разрываться от звонков, как это было и в Нью-Мексико. Пирог «Любовь» пользовался наибольшим спросом.

Она пекла свыше двадцати особых пирогов в неделю. Плюс два в день для «Лучшей закусочной в Бутбее», где работала официанткой. И девять в неделю — для трех местных гостиниц. Но те — для закусочной и гостиниц — были всего лишь пирогами «Счастье», вкус которых наводил на мысль о летних каникулах. Свои особые чудо-пироги она приберегала для клиентов по всему городу, все — от пирога «Выздоравливай», который выполняла во всевозможных диетических вариантах, например без клейковины, без молока и даже без сахара, до пирога «Уверенность», в состав которого входил сок лайма.