И вот она сидит между Таней и Фэй в большом банкетном зале, в зоне для финалистов; подмышки истекают потом, губы пересохли. Тщательно уложенные волосы даже самой Кендалл напоминали шлем (Господи, зачем их так налачили?!), вырез черного платья смущал глубиной. Для короткого рукава руки у нее слишком толстые, а в охлажденном кондиционерами зале еще и гусиной кожей покрылись. Утягивающие шортики — те же панталоны, но с красивым названием! — оказались малы и больно впивались в промежность.

На огромном плазменном экране показывали документальную ленту об истории «Вордсмит инкорпорейтед», в глубине зала слышался шепот и шелест платьев, но в зоне для финалистов и их гостей царила звенящая тишина. Премия «Зельда» открывает почти любые двери: хочешь — получишь нового литагента, хочешь — новый дом, хочешь — пересмотр условий всех имеющихся договоров.

Многие авторы язвили: мол, судьи — те же завистливые конкуренты, но престиж премии не оспаривал никто. И никто не притворялся, что не отдаст ради «Зельды» своего первенца.

Кендалл облизнула губы и беззвучно поблагодарила Господа за то, что в отличие от вручения «Оскара» финалистов не снимают на камеры. Только талантливый актер способен изобразить спокойствие, когда решается его судьба. Только актер способен шумно радоваться победе соперника.

Интересно, а ее соперники нервничают?

Кендалл украдкой огляделась по сторонам. Увы, ни одного из них Кендалл не знала достаточно близко, чтобы понять, действительно ли они настолько поглощены церемонией. Вдруг она не единственная, кто повторяет про себя «Я не боюсь» из одноименной песни?

Кендалл в сотый раз закусила губу и крепко задумалась. А что, если… А что, если достать из сумочки помаду и подкрасить губы? Если она все-таки выйдет на сцену, не хотелось бы предстать на плазменном экране — на нем же каждая пора видна, а каждый фунт лишнего веса утраивается, — с губами, напоминающими поверхность луны. С другой стороны, начнешь прихорашиваться — все решат, что ты стопроцентно уверена в получении «Зельды». А если в итоге не получишь, будешь выглядеть жалкой самоуверенной дурой.

Искушать судьбу еще страшнее. Бывает же: только вымоешь машину, и начинается дождь. Вдруг случится нечто подобное?

Кендалл сделала глубокий вдох и решительно оборвала поток мыслей, которые даже в нынешнем полубезумном состоянии казались идиотскими.

«Победителя уже выбрали, — в сотый раз напомнила себе Кендалл. — Что ни делай, что ни думай, имя, которое вот-вот зачитает Мэллори, не изменится».

Таня и Фэй одновременно взяли ее за руки.

На экране ярко вспыхнуло имя Мэллори. Заиграла музыка, и глубокий бархатный голос кратко рассказал о ее невероятном карьерном взлете — от начинающего автора до завсегдатая списка бестселлеров «Нью-Йорк таймс».

Потом имя Мэллори Сент-Джеймс сменили кадры кинохроники: вот изящно одетая и причесанная Мэллори на телевизионном ток-шоу; вот она подписывает книги для ярых поклонников ее таланта, высыпавших из «Барнс энд Ноубл»; вот она с владельцем издательства «Патридж энд Портман»; вот она в своем стильном кабинете, подозрительно нарядная для «обычного рабочего дня», трудится над очередным бестселлером.

Помада и прочие мелочи моментально вылетели из головы. Сердце Кендалл пустилось бешеным галопом, а Таня и Фэй сжали ее руки так, что пальцы посинели.

Тем временем на экране появилась «сегодняшняя» Мэллори Сент-Джеймс.

А вот и сама Мэллори! Темно-каштановые волосы уложены в изысканный французский пучок, платье без бретелей подчеркивает белизну и безупречную форму обнаженных плеч.

Кендалл ни секунды не сомневалась, что длинное белое платье в греческом стиле Мэллори надела без впивающихся в промежность шортиков.

Мэллори ослепительно улыбнулась в объективы камер. Кендалл замерла, а когда Мэллори начала перечислять имена финалистов в номинации «Лучший женский роман года» — имя Кендалл Эймс шло первым, — прочла беззвучную молитву.

Писателем может быть почти каждый. Самое сложное — сделать так, чтобы это занятие приносило деньги и славу.

А.А. Милн

Кендалл затаила дыхание: на гигантском экране появился ее отретушированный портрет. Как хорошо, что она не пожалела денег на визажиста и фотографа — теперь с портрета смотрела уверенная в себе профессионалка, а не обычная Кендалл.

Рядом с портретом поместили обложку ее книги «Право мечтать», золотисто-черную, с именем «Кендалл Эймс», набранным по верхнему краю шрифтом высотой в треть дюйма. Лучшей обложки у Кендалл не было; вероятно, эту ниспослали издательские боги, которые, судя по обложке последней книги, великодушничать больше не собирались.

Остальных четырех финалистов представили аналогичным образом, и зал наполнило напряженное молчание, страшный сгусток тишины, будоражащий сильнее, чем барабанная дробь.

Мэллори подняла конверт. Кендалл захотелось закрыть лицо руками, но она удержалась и стала смотреть прямо перед собой.

Мысли понеслись с головокружительной скоростью, Кендалл едва успевала их контролировать. Наверное, следовало заранее подготовить речь, чтобы, если она все-таки выиграет, взять правильный тон, найти оптимальное соотношение признательности и чувства собственного достоинства и обязательно всех поблагодарить. Слушать бессвязную болтовню писателя всегда неловко: поневоле задаешься вопросом о его профессиональной пригодности. Кендалл порой часами шлифовала абзац или одну-единственную фразу, а ведь красиво импровизировать перед большой аудиторией намного труднее.

Нет, заранее писать благодарственную речь — стопроцентный сглаз, посерьезнее, чем красить губы на церемонии. На такой риск Кендалл бы не отважилась: слишком много значила для нее эта премия.

Изящные руки Мэллори легонько встряхнули конверт, наманикюренные пальчики нащупали печать.

«Милый Боже! — беззвучно молилась Кендалл, стиснув руки на груди. — Если я выиграла, не дай споткнуться по пути на сцену, а если нет — не позволь слишком унизиться».

Вот тебе и позитивное мышление с положительной энергетикой!

Мэллори вытащила карточку из конверта, и Кендалл, бросив изображать безразличие, начала молиться по-настоящему. В последний раз она искренне взывала к Всевышнему пять лет назад, когда выяснилось, что отец неизлечимо болен. Раз Господь не внял молитвам в той критической ситуации, каковы шансы, что он станет размениваться по мелочам вроде карьеры Кендалл Эймс?

«Господи, всего одну премию! — беззвучно молилась Кендалл. — Знаю, ты очень занят, но, пожалуйста, помоги мне выиграть. Больше ни о чем не попрошу, обещаю! Только пошли мне эту премию, спаси все, ради чего я работала!»

Мэллори пробежала глазами имя на карточке и взглянула прямо на Кендалл, но та не сумела расшифровать взгляд подруги.

Беззвучные молитвы, просьбы и обещания слились в отчаянное «Пожа-а-а-алуйста!», которое эхом огласило все уголки души.