Старки осознает, что ему никогда не достучаться до понимания, но право на последнее слово у него никто не отнимал.

– Да, кстати, мам… Папа говорил, что задерживается на работе. Так вот, на самом деле он не на работе был в это время. Он был у твоей подруги Нэнси.

Но прежде чем он успевает насладиться выражением ужаса на лицах родителей, ему приходит в голову, что грязная тайна, которую он хранил, могла стать его козырем в игре с отцом. Если бы он сообразил это раньше и намекнул отцу, что знает о его похождениях, то получил бы стопроцентный иммунитет против разборки! Он был просто идиотом, раз не подумал об этом, когда все еще можно было изменить!

Но теперь оставалось лишь горько улыбаться своей небольшой запоздалой победе, пока конвоиры выводят его на улицу в холодную декабрьскую ночь.

Старки сажают на заднее сиденье, отделенное пуленепробиваемым стеклом, и машина отъезжает от дома. Коротышка сидит за рулем; второй конвоир, тот, что с девичьими губами, держит в руках объемистую папку и перелистывает подшитые документы. Старки и представить себе не мог, что на него набралось такое толстое досье.

– Здесь сказано, что у тебя были отличные отметки по всем экзаменам в средней школе, – замечает инспектор.

Сидящий за рулем напарник пренебрежительно качает головой.

– Стоило так напрягаться.

– Да нет, отчего же, – возражает конвоир с девичьими губами, – ваши умные мозги послужат людям, мистер Старки.

От этих слов у Мэйсона по спине бегут мурашки, но он не подает вида.

– Клевые у тебя губки, брат, – говорит он. – А зачем они тебе? Жена сказала, что с женщиной целоваться приятней?

Коротышка усмехается; обладатель женских губ никак не реагирует.

– Хотя ладно, не будем о пластической хирургии, – говорит Старки. – Ребят, вы есть не хотите? Я бы съел чего-нибудь, даром что ночь на дворе. Может, заскочим за гамбургерами? Что скажете?

Конвоиры не отвечают. По правде говоря, Старки ответа и не ожидал. Просто приятно предложить служителям закона нарушить должностные инструкции и проследить за тем, как они отреагируют. Если ему удастся взбесить их, он выиграл. Как там говорил Беглец из Акрона? Ах да: «Клевые носки у тебя». Просто, элегантно и всегда помогает выбить из колеи любого персонажа, облеченного сомнительной властью.

Да, Беглец из Акрона… Он погиб во время теракта в «Веселом Дровосеке» уже почти год назад, но легенда о нем жива. Старки многое бы отдал, чтобы прославиться так же, как Коннор Лэсситер. Сейчас ему кажется, что призрак Коннора Лэсситера сидит рядом с ним и одобряет все, о чем он думает и что делает, – даже не просто одобряет, а ведет его руки в наручниках вниз, к левой ноге, помогая выудить из носка спрятанный нож. Старки держал его при себе на экстренный случай, и вот такой случай наступил.

– Я бы, пожалуй, от гамбургера не отказался, – внезапно соглашается конвоир с девичьими губами.

– Классно, – отзывается Старки, – здесь как раз есть закусочная. Сюда, налево. Мне двойной острый и картошку с острым соусом. Зверски острым, потому что я и сам зверь, – добавляет он, с удивлением наблюдая, как автомобиль сворачивает с дороги и выруливает к круглосуточной закусочной. Когда они оказываются у окошка выдачи, Старки чувствует себя мастером тонкого внушения, хотя особо тонким это внушение не назовешь. Но какая разница? Главное, конвоиры у него под контролем… вернее, ему так кажется до тех пор, пока они, заказав еду себе, не берут ничего для него.

– Эй, что за дела? – возмущается он, упираясь плечом в стекло, отделяющее заднее сиденье от переднего.

– Тебя покормят в заготовительном лагере, – отзывается коп с девичьими губами.

Только сейчас до Старки наконец доходит, что пуленепробиваемое стекло отделяет его не только от инспекторов – это барьер между ним и всем остальным миром. Ему больше не поесть любимых блюд. Не побывать в любимых местах. По крайней мере, не в оболочке Мэйсона Старки. Неожиданно его начинает нестерпимо тошнить: кажется, будто все, что он съел за свою жизнь, начиная от шестого дня после зачатия, вот-вот фонтаном вырвется наружу.

За кассой стоит девчонка, знакомая по предыдущей школе. При виде ее Старки охватывает целая буря эмоций. Что делать? Вжаться в сиденье и надеяться, что она не заметит его в темном салоне? Но нет, это слишком жалко. Если уж ему суждено исчезнуть, то пусть все запомнят, как он это сделал!

– Эй, Аманда, пойдешь со мной на выпускной?! – кричит он, чтобы девочка услышала его сквозь толстое стекло.

Аманда, сощурившись, старается различить, кто сидит на заднем сиденье, и, узнав его, презрительно морщит нос, словно в гамбургер попала тухлая котлета.

– Не в этой жизни, Старки.

– Почему?

– Во-первых, ты не в выпускном классе, а во-вторых, ты неудачник, которого везут на заднем сиденье полицейские. А что, в исправительной школе выпускного нет?

Господи, ну до чего она тупая.

– Ну, как видишь, я уже закончил школу.

– Прикуси язык, – требует конвоир с девичьими губами, – или я тебя прямо здесь разберу на бургеры.

Аманда начинает понимать смысл происходящего, и на лице ее появляется виноватое выражение.

– Ой! Прости, Старки. Мне очень жаль…

Но жалости в свой адрес Старки не потерпит.

– А чего тебе жаль? Да ты со своими друзьями всегда нос от меня воротила. А теперь жалеешь? Не стоит.

– Ну, мне жаль… в смысле… ну, это… жаль…

Вздохнув от огорчения и злясь на себя, Аманда сдается и замолкает, передавая конвоиру бумажный пакет с едой.

– Кетчуп нужен?

– Нет, спасибо.

– Эй, Аманда! – кричит Старки, когда автомобиль трогается, – если действительно мне сочувствуешь, скажи всем, что я не сломался, когда меня взяли! Скажи им, что я – как Беглец из Акрона.