Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огневский полез внутрь, труба была довольно широкая, можно было бежать согнувшись. «Что за день такой, – думал он, плюхая по мутной, вонючей жиже на дне желоба, – люди бегают друг за другом, согнувшись в три погибели…»
Справа и слева открывались темные проходы неизвестно куда, но он строго держал курс на свет. И чуть не свалился, когда справа выплыла низкая тень. Глаза у Огневского тренированные, быстро привыкают к полумраку, и он разглядел крупного варана. Ящерица, размером не уступавшая крокодилу, уставилась на него, Андрей будто почувствовал на себе холодный, недобрый взгляд.
За годы путешествий по Азии он не раз сталкивался с варанами, и в городских парках, и в джунглях, но еще ни разу – в канализации. Впрочем, он знал, что, несмотря на свой жуткий вид, твари они мирные и трусливые.
– Пошел с дороги! – заорал Огневский.
Перепуганная зверюга быстро развернулась, едва не задела длинным хвостом и стала удирать в темноту, смешно семеня короткими лапами.
Андрей двинулся дальше, из-под ног разбегались крысы, но на них он внимания не обращал. Белеющий выход был уже совсем рядом. Вот он, пресловутый свет в конце туннеля. Только туннель что-то уж больно вонючий… Он миновал несколько боковых ответвлений, черных, зловонных. Что там дальше, в этом гадком лабиринте, сколько километров варанье-крысиного царства? Говорят, там еще и тараканы полуметровые водятся.
На него выскочила еще одна приземистая тень. Этот варан крупнее раза в два, старый, матерый, покрытый толстой бугристой кожей.
– Уйди, козел! – биологически некорректно закричал на него Андрей.
Но варан убегать не стал. То ли был уверен в себе, то ли на козла обиделся, но приподнялся, выгнул шею и низко противно зашипел.
Андрей был не в том состоянии, чтобы церемониться с помойной фауной. Он подался вперед, кулаком прижал широкую башку ко дну трубы, кожа варана была сухая и шелушилась.
Огневский на четвереньках перелез через извивающееся мускулистое тело, получил когтями задней вараньей ноги по лодыжке, выругался и не оглядываясь побежал к выходу.
Он выскочил из зловонного жерла на относительно свежий воздух и увидел, как позади, в темноте у самого выхода, извивается разъяренная тварь, но выбраться на свет не осмеливается.
Андрей оказался во дворе какой-то мастерской, заваленной автомобильными деталями и листами железа. Рабочих видно не было, только тощий дед в майке, закатанной до груди, сидел на табурете и смотрел старый телевизор. На вылезшего из сточной трубы иностранца он внимания не обратил.
Андрей не стал выходить прямо, через подворотню, а протиснулся в узкую щель между двумя зданиями и оказался – о чудо – на оживленной, забитой людьми улице Сатхорн. Протолкнулся через толпу к краю тротуара (народ шарахался от запаха сточной канавы) и запрыгнул в припаркованное такси.
Водитель стал морщиться на мокрого, ободранного и вонючего иностранца, но Андрей протянул ему тысячу тайских бат, в пять раз больше обычной цены, и назвал адрес. После чего улегся на заднем сидении, подложив руки под голову.
– Ну-у-у-ай [устал. – тайск.], – объяснил он таксисту сонным голосом.
Это была чистая правда.
Личное дело
Пиликнул электронный замок на двери, и Мэу вошла в свой новый кабинет. Внутри еще слегка пахло свежим пластиком и было холодно – кондиционер не выключали с вечера.
Первое, чему ей пришлось научиться, поднимаясь в иерархии тайского государства, – это не мерзнуть. Прохлада в тропиках – роскошь, знак престижа, и любое уважающее себя учреждение яростно кондиционируется – чем сильнее, тем солиднее. А уж куда солиднее, чем особой отдел полиции. Так что терпи, девочка. Как в твоей родной провинции, в горах на севере страны, – чем выше, тем холоднее.
Она уселась в свое старое, удобное рабочее кресло. Только это кресло, да еще большой портрет Его Величества Рамы IX она перевезла сюда из прежнего кабинета, в тесном и кишащем насекомыми здании в центре Бангкока. Какое это было событие, когда всех чиновников перевели из ветшающих бетонных коробок, разбросанных по столице, сюда, в новый правительственный квартал, только что выстроенный в пригороде.
Тут совсем другое дело – фонтаны, статуи, футуристические здания с застекленными внутренними дворами, по одному на каждое ведомство. Правда, добираться сюда по чудовищным столичным пробкам очень тяжело, но это больше сказалось на сотрудниках низкого ранга. Беднягам приходилось теперь вставать на час-полтора раньше. А кто повыше, просто переселились в пригород, оно и приятнее. Ну а подчиненным – лишний стимул расти.
Зазвонил телефон.
– Кхун Мэу на кха, – обратилась секретарша в уважительной форме, со всеми вежливыми частицами в конце фразы, – к вам человек, тот самый, из русского посольства.
– Пусть поднимется.
– Может быть, проводить его?
– Не нужно, – ответила Мэу.
Пускай побродит по длинным коридорам, подивится на размах, пару раз потеряется. Чем больше осведомитель сбит с толку, тем проще с ним будет работать.
Ох уж эти фаранги, белые иностранцы. Все ломятся приехать в Таиланд, для них это страна отдыха и дешевых удовольствий, развязности, беззаботности. У них принято посмеиваться над «азиатским разгильдяйством» и «тайской нерасторопностью». Но мало кто понимает, с чем в действительности имеет дело.
За яркой оберткой, за видимой легкостью жизни, стоит тайское государство. Суровое и крепкое, держащееся на таких, как Мэу. За подделку любого документа с государственной печатью, птицеруким Гарудой, тут смертный приговор. За продажу наркотиков – смертная казнь. За хулу на Будду и пропаганду атеизма – тюремный срок. То же самое за оскорбление монархии и Его Величества.
По представлениям фарангов, это средневековая дикость. Но за счет чего еще сохраняется та атмосфера праздника, ради которой они все мечтают сюда приехать?
Король, Будда, государство – и никаких компромиссов с теми, кто против них. Не потому ли двести лет назад, когда западные державы покорили всю Азию, когда даже великий Китай сдался белым, а Индия, колыбель культуры, была на коленях перед англичанами, – только Сиам оставался свободен от власти захватчиков.
В двадцатом веке прочие страны Индокитая впали в коммунистическое безумие, приведшее к тысячам жертв, к яме, из которой Лаос и Камбоджа только-только начинают выбираться, а Вьетнам, похоже, не выберется никогда. Все это время Таиланд оставался единым и свободным, под властью всеми любимой монархии.
Видимая легкость и беззаботность, а под ними – сталь. Как священная татуировка Сак Янт, оберегающая от пуль и ножей, скрытая под легкомысленным летним костюмом.
В дверь постучали.
Он вошел – плотный, слегка вспотевший, лысоватый. Работник российского