Ей не хотелось задавать этот вопрос, но без него не обойтись. Она перевела дыхание и вступила в игру.

– Разве мы встречались раньше? – осторожно проговорила она.

– Я знал вашего отца.

Таким образом, он избежал прямого ответа на ее вопрос, и Мэри почувствовала, что выдержка начинает ей изменять. Неужели он вправду не узнал ее или просто играет с ней, как кот с мышью? Ей хотелось прочитать его мысли, и в то же время она опасалась их узнать. Ей хотелось расспросить его, и в то же время она боялась его ответов. Игра становилась слишком опасной, если это вообще была игра. Странно и необъяснимо.

Как хорошо было бы убежать!

Она жаждала одного – выбраться из этой комнаты. Любым способом, только поскорее.

– Если можно, я схожу на кухню за другим подносом.

– Нет, нельзя. Сядьте и расскажите мне, что вы делаете в Шотландии.

Его низкий мягкий голос вызвал в ней давно забытые чувства, но Мэри и виду не подала. Она так и продолжала стоять, безвольно свесив одну руку и предоставив ему возиться с другой.

– Вы бы лучше сели, дитя мое, – сказала леди Валери. – От Себастьяна так легко не отделаешься.

Лорд Уитфилд бросил скомканный платок на поднос, где он тут же пропитался разлитым чаем. Мэри устремила взгляд на кресло, стоявшее в отдалении в самом темном углу, но лорд Уитфилд указал ей на кресло у камина.

– Нет, моя милая, сядьте сюда, – голос его звучал немного насмешливо.

Жесткий, как кираса, корсет, слава Богу, не давал ей согнуться и поникнуть под этим пристрастным допросом, а постоянная упорная борьба с собой позволяла ей держаться прямо, как стрела, не прикасаясь к спинке кресла.

Увидев, как леди Валери веером прикрывает улыбку, Мэри совсем пала духом. Что они затеяли?

– Смотрите на меня, – приказал лорд Уитфилд. – Я хочу видеть ваше лицо.

Вся беда в том, что ей тоже придется видеть его лицо. Но хорошая экономка всегда старается ублаготворить гостей.

Подняв голову, Мэри взглянула ему прямо в лицо. Главное – не дать ему запугать себя. Она находилась в невыгодном положении: он стоял, а она сидела, он мог пристально наблюдать за ней, когда ей хотелось бы стать невидимкой; заслонив собой свечи и огонь камина, он одним своим присутствием разом лишил ее тепла и света.

– Да, вы и в самом деле дочь Чарльза Фэрчайлда, – сказал он с явным удовлетворением. – У вас такой же взгляд – только он никогда так холодно ни на кого не смотрел. Где вы этому научились?

Возможные ответы на этот вопрос промелькнули у нее в голове, один резче другого. С каким удовольствием она выкрикнула бы ему в лицо что-нибудь дерзкое, но она промолчала.

Лорд Уитфилд, видимо, догадался. Голос его смягчился.

– Хотите послать меня к черту, правда? Ничего не выйдет. Вы экономка, а положение обязывает. Как прикажете вас теперь называть?

Самым учтивым тоном, на который была способна, Мэри отвечала:

– Мэри Фэрчайлд, к вашим услугам.

– Мисс Джиневра Мэри Фэрчайлд, так будет вернее, – поправил лорд Уитфилд. – Ведь вы все еще «мисс»? Вы не вышли замуж, чтобы избавиться от ваших обременительных обязанностей?

– Они вовсе не обременительны, – Мэри улыбнулась в сторону леди Валери. – Я считаю за честь, и я благодарна…

Но леди Валери перебила ее.

– Я, кажется, запретила вам употреблять это слово. Вам не за что меня благодарить.

– В таком случае, могу я сказать, что ценю вашу доброту? – все так же улыбаясь, спросила Мэри.

– Вы отплатили мне с лихвой.

За заострившимся носом, отяжелевшими веками и поблекшей кожей Мэри все еще могла различить красоту, которой леди Валери в былое время блистала в лондонском обществе.

– Думаете, я не знаю, милая, сколько моих гостей пытались похитить у меня мою экономку? Всего месяц назад моя собственная сестра хотела подкупить вас и увезти с собой в Англию.

Откуда это ей стало известно, подумала Мэри. Леди Валери часто казалась абсолютно всеведущей. Но она никогда не позволяла себе ни намека на то, что ей что-либо известно о событиях, приведших Мэри в Шотландию. Именно поэтому та испытывала к ней чувство непоколебимой преданности.

– Я не желаю служить ни у кого другого.

Леди Валери раздвинула тяжелые портьеры. За большими окнами еще клубился туман, который уже скоро должна была поглотить ночь.

Наклонившись к огню, леди Валери протянула над ним худые руки с набухшими венами.

– В Англии было бы теплее.

Теплее? Да, пожалуй, в Англии Джиневру Мэри Фэрчайлд сожгли бы живьем!

Лорд Уитфилд снова злорадно улыбнулся, как будто почувствовав ее уязвимость.

– Чарли тоже всегда отличался преданностью.

Он по-прежнему не сводил с нее глаз, но Мэри обрадовало, что он переменил тему.

– Но увы, и расточительностью тоже, – лорд Уитфилд вздохнул, изобразив сочувствие. – Он оставил вас без гроша, насколько мне известно?

В охватившем ее порыве ярости Мэри одним внезапным плавным движением поднялась и направилась к двери.

Она сама не понимала, что ее так разозлило. В сущности, он не сказал ничего особенного. В бытность свою экономкой она наслушалась от мужчин кое-чего и похуже. Но непререкаемый тон этого человека вывел ее из себя настолько, что она потеряла свою хваленую выдержку.

Но его рука неожиданно обхватила ее за талию и вынудила повернуться лицом к леди Валери.

У Мэри создалось впечатление, что леди Валери наблюдала за происходящим с каким-то прямо непристойным любопытством.

Когда лорд Уитфилд привлек Мэри к себе так тесно, что они оказались вплотную друг к другу, как серебряные ложки, которые она каждый вечер тщательно укладывала в ящик, у нее все вылетело из головы. Уже много лет ни один человек не смел обойтись так с достопочтенной экономкой.

Понял ли он, что он сделал? Сознавал ли он, какое воздействие оказывает близость сильного мужского тела на женскую плоть, закосневшую в одиночестве? Ей хотелось немедленно ударить его изо всех сил, дать ему пощечину или дернуть его за волосы так, чтобы искры посыпались из этих наглых глаз – все, что угодно, только бы заставить его ощутить боль. Такую же, которую она испытывала от постоянного леденящего душу и тело одиночества. Она старательно приучила себя к этому и научилась, наконец, смиряться. Но, Боже, как быстро слабеет человек, поддаваясь натиску своего земного естества.

Он проговорил ей на ухо, обдавая ее теплом своего дыхания:

– И, похоже, слишком много гордости тоже, прямо как у Чарли.

Мэри содрогнулась. Как посмела она хоть на минуту так расслабиться, что стоят ее чувства? Ведь она всего лишь экономка, пустое место, ничтожество… убийца. И этому человеку, единственному во всем мире, она вынуждена позволить все, чего бы он ни пожелал.