– Посадят, – спокойно и буднично подтвердил тот. – А от вас, девушка, мне нужны показания. Кто-нибудь еще из вашей компании остался здесь?

И тут Вика вспомнила про Ярика. Он же должен быть тут, поблизости. Сидеть в своей машине. Ждать их. Почему он до сих пор не пришел в ресторан, он же понимает, видит, что случилось неладное? Не успела Вика так подумать, как по лестнице сбежал Лисовский.

– Вика! Викуся!

– Лис! – Вика вскочила и кинулась к нему. Уткнулась в его грудь, зарыдала. Ярослав тихонько гладил ее по волосам, прижимая к себе.

– Ну ладно, ладно. Успокойся. Не плачь. Слышишь, малыш, не плачь. Я здесь, я с тобой.

– Девушка перенервничала, – проговорил полицейский, в голосе его впервые прозвучала нотка сочувствия.

– Командир, можно я уведу ее? – спросил Лисовский, продолжал обнимать Вику. – Вы ведь не сомневаетесь в ее невиновности? А ей на сегодня хватит.

– Да нет, какие могут быть сомнения, – пожал плечами мужчина, – пойман, как говорится, с поличным. Пить надо меньше, господа одноклассники. Но девушка мне нужна. Она свидетель. Должна дать показания.

– А завтра это можно сделать? Или послезавтра?

– Вообще-то нельзя, – полицейский выразительно поглядел на Лисовского.

– Понял, – тот кивнул. – Можно вас на минутку? – Он аккуратно отодвинул Вику, и они с полицейским отошли подальше в угол. Через минуту Лисовский вернулся и взял Вику под руку: – Идем. Пошли. Я отвезу тебя домой.

– Домой? Не на дачу? – Вика смотрела на Ярика опухшими от слез глазами.

– Какая дача? Пошли.

Он вывел ее наверх, помог одеться, посадил в машину.

– Бедная Машка. – Слезы снова текли у нее по лицу. – За что? Ей даже тридцати не было… Что теперь будет с Владом?

– Я завтра поеду к нему, – сказал Лисовский и включил зажигание. Блестящая белая «Хонда» плавно тронулась и растворилась в темноте.

В последующие три дня Вика смогла убедиться в исключительном благородстве Лисовского. Начать с того, что он доставил ее домой, поднялся вместе с ней в квартиру, уложил в постель, заварил чаю, накапал валерьянки. Дождался, пока у Вики начнут слипаться глаза, и уехал! Не сделал никакой попытки воспользоваться ситуацией и получить доступ к телу, хотя у него были все шансы – испуганная и подавленная Вика была не против того, чтобы прижаться в постели к надежному мужскому плечу. Но нет, Ярик повел себя по-джентльменски.

Назавтра он заехал снова и отвез Вику к следователю. Тот обошелся с ней более чем вежливо, что было немудрено: перед тем, как пустить Вику в кабинет, Лисовский зашел туда сам, оставил следаку пару банкнот солидного достоинства, а кроме того, поинтересовался, нет ли у него среди близких молодой девушки, и получив ответ, что есть дочь-подросток, с ходу пригласил ее в свою гимнастическую школу. Обучение в школе Лисовского стоило приличных денег, но, разумеется, девочке предлагалось заниматься абсолютно бесплатно. Таким образом он в разы облегчил для Вики неприятный и утомительный процесс дачи показаний. Она вкратце описала вчерашний вечер, поставила подпись на протоколе, и ее отпустили восвояси.

Похороны Маши так же легли на плечи Лисовского. Прокопец жила с мамой-пенсионеркой, работала диспетчером в РЭУ, родственников у нее не было, а из друзей – только школьная компания Куличенко, начальница РЭУ и два дворника-таджика, которые ее очень любили за веселый и разбитной нрав и блондинистые волосы, казавшиеся им верхом женской красоты. Ни у Машкиной матери, тети Оксаны, ни тем более у таджиков денег не было. Машка с матерью жили скромно, чтобы не сказать бедно. Вика и Кристина были в курсе, что Куличенко иногда подкидывал ей бабок. Машка называла это «материальной поддержкой». Но сейчас поддержки ждать было неоткуда, Куличенко сидел в СИЗО. Поэтому девушкам и Лисовскому ничего не оставалось, как взять организацию печального процесса в свои руки.

Ярик мотался на машине из морга на кладбище и в прочие инстанции, Кристина занималась закупкой продуктов для поминок, а Вика осталась сидеть с тетей Оксаной, которой стало настолько плохо с сердцем, что ее хотели забрать в больницу.

Машу похоронили в среду. День выдался на редкость холодный и ветреный, совсем зимний, хотя стояла только середина ноября. Ее отпели в маленькой церквушке рядом с домом, где у Машкиной матери был знакомый батюшка.

На отпевании тетя Оксана держалась, а на кладбище ей стало совсем плохо. Ноги не слушались ее, она повисла на плечах у таджиков, черная косынка сползла с ее головы, и золотистые локоны, точь-в-точь как Машкины, трепал и путал ледяной ветер.

– Дочечка моя, – рыдала несчастная женщина, – милая моя, на кого ж ты меня оставила…

Вика и Кристина попытались обнять ее, но она с неожиданной силой рванулась и оттолкнула их.

– Все он! Он!! Пусть сгорит в аду! Мерзавец, убийца, нехристь! Всю жизнь ей поломал, а теперь и убил!

Машкина мать погрозила кулаком, глядя ненавидящим взглядом в пустоту, словно перед ней стоял Влад Куличенко. Затем обернулась на девушек. Лицо ее перекосила гримаса страдания и злобы:

– Вы! Вы тоже виноваты! Вы были с ним заодно! Все были его шестерки, ползали перед ним…

Возмущенная Кристина открыла было рот, чтобы возразить, но Лисовский сделал ей знак молчать. Порыв горестного гнева быстро прошел, женщина сгорбилась и покорно полезла в машину, поддерживаемая Яриком и таджиками. Сидевшая за рулем тетка из РЭУ нажала на газ. Девушки сели в автомобиль к Лисовскому. Ехали молча, Вика буквально кожей ощущала повисшую над ними гнетущую тишину.

На поминках стало чуть-чуть полегче. После третьей рюмки Вика почувствовала, что ее отпустило. Страшная картина, преследовавшая ее с воскресного вечера, перестала маячить перед глазами. Ярик сидел между ней и Кристиной, она ощущала идущее от него тепло, его плечо было совсем рядом. От этого ей стало не так страшно. Машкина мать быстро захмелела. Лицо ее раскраснелось лихорадочным румянцем, опухшие от слез глаза блестели.

– Машенька моя какая красавица была! – Она кивнула на портрет, стоящий во главе стола.

На нем Машка была совсем юная, только-только после школы. Вид у нее действительно был как у киноактрисы. Вика кивнула и тяжело вздохнула.

– Жалко как, – полушепотом проговорила она так, чтобы ее слышали только Кристина и Ярик.

– Еще бы не жалко, – согласился Лисовский. – Какие ее годы!

– Я не о том, – так же тихо сказала Вика. – С такой внешностью она могла быть кем угодно, артисткой, моделью. А она… – Вика замолчала, с грустью покачав головой.

– Потому что думать надо мозгами, а не одним местом, – тоже шепотом, но зло проговорила Кристина. – Так бухать и блудить – никакой красоты не хватит.

– Перестань! – одернула ее Вика. – О покойных или хорошо, или ничего.

– Что я такого сказала? – возразила Кристина. – Это же правда.