– Пошла ты со своей правдой. – Вика вытерла набежавшую слезу и выпила залпом стопку коньяка, заботливо налитую Яриком.

– Ладно, не будем о грустном. – Кристина достала из сумочки пудреницу и придирчиво осмотрела себя в зеркальце. – Лис, что там Куличенко? Ты был у него?

– Был. – Лисовский кивнул.

– И как?

– К нему не пускают. Потом, может быть.

– Но что они говорят? Он признался?

Ярик отрицательно помотал головой.

– Нет? – Кристина округлила глаза.

– Как не признался? – удивилась и Вика.

– Не знаю. – Лисовский глотнул боржоми из бокала. – Менты говорят, он точно в пелене какой-то. Все бормочет что-то неразборчивое. И смотрит дико.

– Может, он это… спятил? – Кристина аккуратно положила зеркальце в сумочку.

Вике захотелось вцепиться ногтями ей в накрашенную физиономию.

– Совсем нельзя разобрать? – спросила она у Лисовского.

Тот кивнул.

– Говорят, совсем. Один раз только сказал отчетливо: «Я не виноват. Это все она». И снова бормотать.

– Это он о Машке, – оживилась Кристина. – Она его вечно совращала. Где он только не имел ее – и в машине, и в подъезде. И кажется, даже в самолете!

– Кристя, да заткнись ты наконец, – не выдержала Вика. – Вспомни, где находишься.

– Я помню, – огрызнулась Кристина.

Раздался звонок в дверь. Один из таджиков, молодой парень с черной бородкой, пошел открывать. В комнату влетел Серега Смелин с огромным букетом белых лилий.

– Прости, Маша, не успел! – Он бережно положил цветы к портрету. Лицо его было серым и помятым. – Не успел я, – повторил он и опустил голову. – Жена рожать начала. Я ее в роддом, сам сюда. Машенька! – Голос Смелина задрожал.

– Он че, бухой? – в ухо Вике шепнула Кристина.

– Наверное. – Та пожала плечами. – Будешь бухим, если жена рожает. И потом, он же влюблен был в Машку.

– Не может быть!

– А ты не знала? Кажется, еще с седьмого класса. Пойду покурю. – Вика встала.

– Я с тобой. – Лисовский тут же вскочил.

– Куда? У тебя же спортивный режим, – усмехнулась Вика.

– Режим сегодня можно нарушить. – Лисовский взял Вику под руку. – Пойдем.

Они вышли на площадку, встали к открытому окошку. Вика не спеша достала сигарету.

– Хочешь? – Она протянула Лисовскому пачку.

– Нет. Тем более дамские.

– Какая тебе разница, дамские или нет, если ты не куришь? – фыркнула Вика.

– Ты права, никакой.

Ярик улыбнулся. Он стоял напротив и смотрел прямо на нее в упор.

– Прекрати так смотреть, – она легонько толкнула его в плечо. – Ты мне мешаешь.

– Мешаю курить?

– Да! Зачем ты вообще за мной пошел?

Лицо Лисовского вдруг сделалось серьезным.

– Знаешь, что я думаю? – сказал он просто.

– Откуда мне знать? – Вика выпустила струйку дыма ему в лицо.

– Я думаю, это не Кулич.

– В смысле не Кулич? Ты прикалываешься? – Вика смотрела на Ярика с недоумением.

– Да не мог он этого сделать! Я же Влада с семи лет знаю! Да, он кабан бессовестный, грубая скотина, кобель. Но не убийца!

– Хватит, – зло сказала Вика. – Хватит гнать. Я своими глазами видела, как она лежала перед ним с ремнем на шее! Са-ма, – она повторила по складам, – слышишь, видела, как он этот ремень держал. Кулич держал ремень, затянутый на шее у Машки. А ты говоришь, не он.

– Вика, не злись, тебе не идет, – спокойно проговорил Лисовский.

– Я и не злюсь. Просто ты… ты… надеешься, что он отмажется?

– Не знаю, – пожал плечами Ярослав. – Может быть. Он мой друг.

– А Машка была моей подругой! – закричала Вика.

Лисовский молчал. Она почувствовала, что устала. Ей захотелось домой, спрятаться ото всех и от него тоже, домой, в свою уютную, теплую нору.

– Все, хватит об этом. – Она потушила окурок. – Пошли обратно.

Они вернулись. Кристина и Смелин сидели рядом, обнявшись. Смелин рыдал на Кристининой плоской груди.

– Я ее любил. Так любил. Я… дочку… Машей назову в честь нее. – Серега смотрел на Кристину мутными глазами.

– А у тебя дочка?

– Черт. Не знаю. Я уехал, жена еще не родила. Может, и сын.

– УЗИ-то что показывало? – спросила его подошедшая Вика.

– Не помню, – отчаянно и сокрушенно махнул рукой Смелин.

– Ну ты даешь. – Вика села на свое место. – Давайте помянем Манечку. Царствие ей небесное. – Она, не чокаясь, выпила стопку.

Время – удивительная субстанция: что бы ни происходило, какое бы радостное или трагическое событие ни случилось бы, все равно очень скоро оно становится прошлым.

Вика оглянуться не успела, как со смерти Машки минуло девять дней. Они снова собрались в маленькой Машкиной квартире, и были за столом все те же люди: Вика, Кристина, Лис, тетя Оксана, давешние таджики. Только начальница РЭУ слегла с гриппом, а Смелина не пустила жена – заставила помогать с новорожденным сыном. Помянули Машу, поплакали, посетовали на судьбу-злодейку, да и разошлись.

И снова понеслась чехарда дней. Вика потихоньку пришла в себя, вернулась к привычному образу жизни – салоны, спа, тренажерный зал, клубы. Лисовский уехал на соревнования, на целую неделю, и, честно говоря, она была этому рада. Его отсутствие давало ей возможность не принимать решения относительно их отношений. Вика видела, что Ярик влюблен и полон надежд и планов относительно нее, но у самой у нее никаких планов на совместную с ним жизнь так и не появилось. Кристина, с которой Вика поделилась своими мыслями на этот счет, раскритиковала подругу в пух и прах:

– Викуся, ты с жиру бесишься. Тебе через полгода тридцатник. Уже не девочка. Лис отличный кандидат в мужья, и внешность, и деньги – все при нем. А уж относится к тебе просто супер.

– Ну не нужен он мне, – с тоской в голосе проговорила Вика.

– А кто тебе нужен? Кот? Смотри, останешься с полосатым другом, без семьи, без детей. Я знаю таких.

Вика не относилась серьезно к словам Кристины. В самом деле – какие ее годы? Успеет еще родить, если это так уж важно, как все считают. Она, однако, исправно общалась с Лисовским по телефону – тот звонил утром и вечером, как по часам. Интересовался, как она себя чувствует, прошел ли у нее стресс от гибели Маши. Вика отвечала, что чувствует себя неплохо, но Машку ей по-прежнему ужасно жаль. Наконец Ярик вернулся и тут же пригласил Вику в театр на модную премьеру. Вика театралкой не была, в драматургии не разбиралась, но зачем-то решила не отказываться и пошла с Лисовским.