— Бумаги же есть… — пробормотала Вера, не в состоянии оторвать взгляд от останков. Она прежде никогда не видела скелетов вот так — в непосредственной близости. «Из праха выходим и в прах обращаемся». — И фотографии…

— Фотографии? Фотографии?! А что с них толку-то? Сейчас даже мой внук на компьютере и не такое состряпает! Кто поверит одним фотографиям? Воочию-то, кроме меня, подробностей и не видел никто. Даже вы. Ну, был человек какое-то время жив со страшными ранами — чего не бывает, а сросшиеся ткани я обнаружил только во время вскрытия. Покрутят у виска, обвинят в подлоге, да еще и в уничтожении улик! Всё! Конец моей карьере!

— А что с телом-то случилось? — осторожно поинтересовался стоящий рядом Соловьев. — Может, кислота какая-то?

— Он разложился, — нервно усмехнулся Тоцкий. — Вот так, после обработки, в холоде, за одну ночь. А восстановившиеся внутренности, что я приберег, так вообще — в спирту. Одна взвесь осталась. Просто разложился.

Он отложил очки, растрепал узел галстука и сокрушенно опустился на стул.

Соловьев отвел Веру в сторонку:

— Все это очень занимательно, но, знаешь, мне легче поверить в то, что старику и впрямь привиделось. Возраст, все дела… Труп — да черт с ним, мало ли что могло произойти, но это куда правдоподобнее, чем тип, у которого распоротое брюхо затягивается за минуты.

— Я верю ему. Нужно было видеть его глаза ночью, когда он вышел из секционной…

— Понимаю. Я знаю Тоцкого не один год, он не из тех, кто станет придумывать сказки на потеху публике. Я про другое: тебе придется доложить о произошедшем начальству, показать результаты вскрытия, так вот, они охотнее примут правдоподобную версию, чем…

— Но Тоцкий…

— Его карьере действительно конец. Ему очень повезет, если просто на пенсию отправят без последствий. А вот у тебя все только начинается. К тому же сама ты ничего такого не видела, а судишь лишь по бумагам. Из всего этого бардака тебе еще предстоит выбраться, так что не осложняй себе жизнь.

Вера обреченно вздохнула.

— Трупа, считай, больше нет, результаты экспертизы неверные, а убийство было. И что теперь? — пробормотала она.

— Не забивай себе голову. Дело необычное, пусть руководство думает. Поехали отсюда.

Они направились к выходу, когда девушка вдруг вспомнила:

— Сергей Сергеевич, а вы не видели сего дня ночью здесь мужчину? Такого… видного, темново лосого, в синих джинсах и черной кожаной куртке.

Тоцкий оторвал голову от ладоней не сразу, Вера уже решила его больше не дергать и уйти, когда он наконец заговорил, и голос его сделался еще глуше, чем был:

— Вспомнил! Как я мог забыть? Странно. Но вот вы сейчас сказали, и я вспомнил. Был такой. Зашел ко мне сразу после вашего ухода, спрашивал про труп, попросил взглянуть…

— И что?

— Я, кажется, позволил…

— Что? — Соловьев даже задохнулся от возмущения. — Да что с вами такое? Среди ночи приходит какой-то мужик, просит глянуть свежий труп, и вы позволяете?!

— Да. И показал и рассказал. Он просто попросил, а я… не смог отказать почему-то. Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся и… расположил к себе как-то так, что я… не смог отказать. А потом забыл. Почти сразу как он ушел. Господи, что же это, а? На пенсию, срочно! Или в тюрьму…

— Да уж, статьей попахивает тут у вас покрепче, чем мертвечиной. — Соловьев махнул рукой и направился к двери.

— Но он ничего не делал такого! — воскликнул Тоцкий. — Я все время рядом был! Он только посмотрел, послушал и ушел. Когда я труп упаковывал, с ним все было в порядке!

Немного постояв, Вера двинулась вслед за опером. Эта история нравилась ей все меньше.

— Вера Георгиевна! — оклик Тоцкого застал ее уже в коридоре. — Как бы там ни было, но мои результаты экспертизы верны! Вы уж имейте в виду, возможно, это поможет в расследовании! Хотя от души желаю вам поскорее избавиться от этого дела.

— Ну что, как прошло? — Соловьев под строгим взглядом Веры быстро затушил окурок, оставив его торчать из цветочного горшка.

— Чтобы больше в моем кабинете…

— Ладно, ладно, рассказывай, как с шефом пообщалась.

— А ты как думаешь? — Вера тяжело опустилась на стул. — В сказки верить надо меньше, а делом заниматься больше, мистику — прочь, расследуем обыкновенное убийство. Его слова. Договорились с Новосибирском, скоро либо оттуда приедут эксперты разбираться со странным телом, либо тело туда отправят. А там, в зависимости от выводов, может быть, Тоцкий еще и выкрутится.

— Да уж, начальство у нас тоже не совсем еще чокнулось, чтобы из-за одного косяка такими кадрами разбрасываться. Очередь из опытных экспертов у нас под дверями не стоит, а без Тоцкого станет совсем грустно. — Соловьев подошел к чайнику. — Кофе будешь? Правда, в пакетиках только.

— Это уж точно. Удивительно, что он и раньше отсюда не уехал куда-нибудь поцентрее. Кофе буду.

— То есть дело это тебе оставили?

— Ага. — Девушка приняла кружку из рук Соловьева. — К сожалению.

— Ну тогда — танцуй, следак. — Соловьев жестом опытного фокусника выудил из-за пазухи папку с бумагами и компакт-диск. — Нарыл я на нашего чудо-мертвеца кое-чего.

— Так-так, рассказывай, Пинкертон.

— Забавненькое дельце. Похоже, что не выйдет у тебя с мистикой-то завязать. Мужик этот подозреваемым был по делу об убийстве. Неделю назад в управление анонимка пришла, дескать, если хотите раскрыть дело маньяка, то пожалуйте по данному адресочку. А маньяк тот еще — больше года его, суку, искали. В Кемерово четырех девушек угрохал, в Новокузнецке — трех, а затем к нам заявился и одну приговорить уже успел. С чьей-то легкой руки Анакондой его прозвали, может, слышала? Питон, вроде как, уже когда-то был, а этот — тоже душит, значит, будет Анакондой. Кемеровская Анаконда… Вот придурки.

— Дальше давай.

— В управлении затылки почесали и отправили хлопчиков проверить. Те приходят по адресу — дверь в квартирку открыта, а внутри… ну логово, ей-богу, и ребенок поймет, что действительно маньячина какой-то обитает. И что ты думаешь? На кровати лежит мужик, прирезанный одним ловким ударом в сердце, а на столе полный набор доказательств, что покойничек этот был не кем иным, как Анакондой. Настоящее имя — Григорий Сагин. Лихо?

— Продолжай.

— Подъезд тот, в котором Анаконда квартиру снимал, на входе имеет камеру и консьержа, так Сагин умудрился к камере подключиться и следить за входом со своего ноутбука. Ну да не в этом суть. Когда записи просматривать начали, то обнаружили, что в примерное время убийства Сагина в подъезд вошел наш знакомый, ныне покойный уникум, а через двадцать минут он вышел как ни в чем не бывало. При этом консьерж впустил его без проблем, хотя среди жильцов слывет лютым цербером. На вопрос, почему так сделал, ответил, что сам не знает, расположил его к себе мужчина, околдовал прямо. Здесь все написано, — опер ткнул пальцем в бумаги, — и копия записи с камеры прилагается. Ну как тебе?