Он легонько и бережно обнял ее спину жестом защитника.

— Все хорошо, солнышко, ты это хочешь сказать? — проговорил он ласково.

Попытка заговорить вызвала у нее новый приступ кашля, но он терпеливо переждал его, и глаза его были полны нежности, когда он смотрел, как она пыталась справиться с собой.

— Вы не можете… — ей с трудом удалось произнести сквозь кашель, — прикасаться ко мне… — и снова кашель. — Я… — и после нового взрыва кашля, — я… особа королевской крови.

Она закончила фразу, и спина ее выпрямилась. Прошло какое-то время, прежде чем смысл сказанных ею слов дошел до Джей-Ти. Он тупо уставился на нее.

— Я — наследная принцесса, и вы… — она посмотрела вниз на его голую грудь, — не можете прикасаться ко мне.

— О ч-черт! — вырвалось у Джей-Ти, и его руки разом упали с ее спины. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким оплеванным. Какое предательство! В считанные секунды он вскочил на ноги, оставив ее сидеть на земле. — Вы не очень-то благодарны… — начал он, но потом умолк. Его подбородок стал жестче, а глаза вспыхнули, как два острых языка пламени. — Ищите себе сами завтрак, Принцесса, — бросил он и быстро пошел прочь от нее.

Ария по-прежнему сидела там, где пришла в себя, — на берегу. Ее голова разламывалась, легкие словно разрывались на части, ноги жутко болели, и больше всего на свете ей хотелось лечь на песок и разреветься. Но наследная принцесса не должна плакать — никогда. Принцесса не смеет ни перед кем обнаружить свои истинные чувства. У нее всегда должна быть наготове улыбка — даже тогда, когда ей больно. Ей вдалбливали эти вещи до тех пор, пока они не стали ее второй натурой.

Однажды, когда она была еще малышкой, она упала со своего пони и сломала руку. И хотя ей было всего восемь лет, она не заплакала, она просто встала, прижала к себе руку, крепко-крепко, и пошла домой к маме. Ни грум, ни гувернантка даже не поняли, как ей было больно. Позже, когда ее руку поместили в гипс — во время этой мучительной процедуры Ария не уронила ни слезинки, — ее мать поздравила ее.

А теперь она сидела в каком-то странном месте, в незнакомой стране, после того как ей всю ночь пришлось бороться за жизнь, а мужчина, спасший ее, вел себя тоже как-то странно. Она быстро взглянула на непролазную чащобу деревьев и подумала: когда же он, наконец, собирается вернуться с рыбой, которую он ей пообещал? Конечно, она настоит на том, чтобы он оделся надлежащим образом. Мама не раз твердила ей: ни один мужчина не смеет появиться перед ней неодетым. Без разницы — будь это слуга, муж или абориген со странного острова.

В нескольких футах, в глубине пляжа, росла одна-единственная пальма, и она медленно встала и поплелась к ней. Голова загудела от усилия, а ноги просто подкашивались от слабости, но она через «не могу» подстегнула себя, приняла самую гордую осанку и продолжала ступать по песку — ни о каком пошатывании или шарканье особы королевской крови не могло быть и речи. «Принцесса — всегда принцесса, — говорила мама, — неважно, где она, и сколько людей ее окружают или как они себя ведут. Она должна всегда оставаться принцессой, давая тем самым понять незыблемость своего статуса в глазах окружающих. А иначе… иначе они просто зарвутся».

«Зарвутся, — подумала Ария, — как этот мужчина сегодня утром». Господи, как он ее называл! Она прижала ладони к пылающим щекам, словно пытаясь остудить и изгнать заливший их румянец. А как он к ней прикасался! Никому за всю ее жизнь и в голову не пришло бы так коснуться ее! Неужели он и впрямь не понимает, что не смеет дотрагиваться до наследной принцессы?!

Она села в тени дерева. Ей так хотелось прислониться к стволу и отдохнуть, но она не рискнула. Она наверняка уснет, и что тогда? Этот мужчина увидит ее спящей, когда вернется с едой!

Она села прямо-прямо и стала смотреть на океан, и, вопреки ее воле, события последних суток почти воочию всплыли перед ее глазами.

Прошедшая ночь была худшей в ее жизни, как наверняка была бы худшей в жизни любого человека. Три дня назад она впервые покинула свою родную страну Ланконию. Она должна была стать официальной гостьей американского правительства, и пока ее министры вели бы переговоры с властями, американцы собирались развлекать Арию всеми доступными и благопристойными средствами. Ее дед-король объяснил ей, что их размашистое гостеприимство было вызвано попыткой уговорить его продать им ланконийский ванадий, но это их дела — ему же показалось, что Арии пойдет на пользу путешествие и смена впечатлений.

И вот началось долгое, утомительное путешествие на поездах, а потом — на военном самолете, который был спешно обставлен антикварными стульями, креслами и обит изнутри парчой. Кое-где эта обивка оторвалась от стен, но Ария сделала вид, что ничего не заметила. У нее еще будет время вволю похихикать; позже она собиралась рассказать обо всем сестре. Американцы приняли ее хорошо, но чуточку странно. Только что перед ней кто-нибудь раскланивался самым почтительным образом, а потом через минуту брал ее под локоть и говорил:

— Не оступитесь, милочка.

Они приземлились в местечке под названием Майами, и их сразу же посадили в другой, на этот раз маленький самолет, который должен был доставить их на самую южную оконечность Америки, в Ки-Уэст. Здесь в сопровождении почетного эскорта Ария должна была посетить большую военно-морскую базу, куда прибывали на ремонт покалеченные войной корабли. К несчастью, ее двухнедельное пребывание здесь было до отказа заполнено поездками на мелкие базы, визитами в военные госпитали и занудными ленчами с благотворительными вдовушками. Она с тоской мечтала о том, чтобы программа хотя бы одного дня включала в себя прогулку верхом на отличной лошади, но что-то было непохоже, что этот день когда-либо наступит. Дедушка сказал ей, что американцы наверняка захотят произвести на нее впечатление, показав, насколько их страна нуждается в ванадии. Так оно и оказалось, но только янки почему-то добивались этого впечатления какими-то странными средствами. Видимо, они сочли, что легкомысленные вечеринки в компании красивых молодых людей вряд ли помогут Штатам купить ванадий.

На очередной базе Арию встретила красная ковровая дорожка, расстеленная прямо от трапа самолета, и несколько дородных матрон в шифоновых платьях пастельных тонов — до неприличия коротких — забрасывали ее улыбками, и даже их мощный вес, казалось, не выдерживал тяжести букетов цветов. Ария принимала цветы, сияя ответной улыбкой, хотя ее ноги почти подкашивались, а от палящего зноя Ки-Уэста голова шла кругом. Три раза ей пришлось подавить зевок, когда она передавала букеты своим придворным дамам, которые, в свою очередь, отдавали их американскому офицеру, а тот отправлял их в руки новобранца, сбагривавшего их шоферу, и последний складывал их на сиденье длинного черного лимузина.

Арию препроводили в сопровождении почетного эскорта в какое-то здание на военно-морской базе, при виде которого глаза у нее просто полезли на лоб. Внутри оно выглядело так, словно янки обрыскали весь остров в поисках любого предмета мебели, какой только был в этой тьмутаракани, и приволокли всю свою добычу в одну комнату. Наспех сляпанный, неуклюжий с виду дом, с помещениями, предназначенными только для работы, казался гротескным и нелепым с позолоченной резной мебелью.