Сергей Борисович согласился, а его собеседник подозвал официанта.

— Что бы вы посоветовали нам на десерт?

* * *

В отличие от Царева, Алексей Нертов обедал без всякого аппетита. Конечно на его столе (точнее, на широком подоконнике) стоял не обед, созданный поварами из «Коллегии», а обычная тарелка с пельменями. После аварии Алексей ел немного: капельницы и гипс не располагают к аппетиту. Потом организм дал знать, что соскучился по калориям. Но временами аппетит пропадал. С регулярностью поезда метро, голову посещали неприятные мысли.

Алексей думал о Нине. Когда он лежал в больнице, любимая посещала его почти каждый день. Она вела себя как верная подруга, приходящая облегчить страдания сраженного в бою героя. Это был ее долг, ибо Нина не могла не понимать — Алексея сразила именно она. Из-за светкиной клеветы он рванулся тогда на недопустимой скорости и… оказался в комнате с белыми стенами. Позже посещения прекратились. А потом… Что было в тот сумбурный и нелепый день: блажь, известная вожжа или взорвалась самое дешевое и надежное взрывное устройство — новая бомба-клевета?.. О личных делах вспоминать было неприятно. О других проблемах, связанных с Ниной, думалось неприятней. Ибо здесь речь шла уже не о бабьих глупостях. И Алексей, хотя уже не был телохранителем Нины, думал о ней как о самом главном клиенте.

Нынешняя хозяйка «Транскросса» думала, что весь прошлый год, от первого нападения на Мойке до финальной перестрелки, на нее охотилась группировка местных отморозков. Большинство из них отошли тогда в менее суетливый мир, а главарь скоропостижно самоубился в «Крестах». Поэтому, Нина должна была думать, что все кончено. Но Алексей помнил письмо ее отчима, оставленное в сейфе, в качестве завещания. Покойный Даутов объяснил, что дело было вовсе не в группе местных бандюков, решивших завладеть счетами фирмы и нечестными акционерами, решившими использовать бандюков в своей игре. У Анатолия Семеновича хватило бы сил стереть любую банду, как «КАМаЗ» давит незадачливую лягушку. Но игрой руководили из Москвы. Одному из учредителей финансового дома «Гамма-банк» Ивченко приглянулась богатая и перспективная питерская фирма. Пока тянулась прошлогодняя драма, Ивченко так ни разу и не засветился. Он ждал. Пусть держатели крупных пакетов акций стреляют друг в друга или же кормят друг друга отравленными пельменями. Москвичи не торопили события. Пусть акции соберутся в одних руках, вот тогда и можно будет взять «Транскросс» не утруждая себя. Только в итоге фирма досталась не группе Ивченко, а приемной дочери бывшего владельца. Для народного избранника, судя по всему, это было самым крупным унижением, случившимся с ним в северной столице. А московские банкиры никогда не забывают унижений. Особенно, когда речь идет о выскользнувшем из лап жирном куске.

Чего ждать дальше? Сугубо коммерческих наездов? При желании москвичи могли за несколько недель опрокинуть акции «Транскросса» на фондовой бирже. Крупных скандалов, связанных с приватизацией фирмы трехлетней давности? — Нертов не был экономистом, но как юрист знал, что нет приватизации, к которой нельзя придраться. При таком развитии событий он не смог бы помочь Нине будь даже начальником охраны и ее замом по производству одновременно. Что он мог бы сделать? Разве что придти к ней в самый трудный час и сказать: «Из тебя такая же капиталистка, как из меня балерун Большого театра. Сердись на меня потом, или не сердись, но брось эту фирму ко всем чертям». Плохо в этой идее было одно: Нина рассердится точно, но бросит вряд ли. Особенно: если это предложит Алексей

С другой стороны, «рашен бизнес» подразумевает и «рашен конкуренцию». Зачем затевать судебные процессы, если можно просто взорвать за неделю десяток «транскроссовских» грузовиков на Выборгском шоссе? — Такой фирме никто не доверит груза кроме каких-нибудь торговых мазохистов и — крах. А еще проще, даже, не взрывать грузовики, а воздействовать на саму владелицу фирмы. Алексей сообразил, что давно уже забывал сделать одну вещь: узнать, кто же в случае смерти Нины должен получить ее акции «Транскросса». Кто бы ни был ее приемником, конечно, он будет покладистым. Впрочем, есть способ сделать покладистой и саму Нину. Если бы ей пришлось выбирать между фирмой и ребенком… Ее сыном. И его сыном…

Алексей откинулся на стуле. Голова начинала болеть. Обед уже остыл, и ему предстояло остаться несъеденным.

* * *

— Слушай, Лидочка, — ласково прошептал следователь, наклоняясь к женщине, — ну, хватит себя и меня мучить. Скажи правду. Надоел он тебе. А в то утро тебя из квартиры обещали выставить. Ведь ты же его задушила, скажи правду.

Лидочка молчала. В правой руке она продолжала комкать носовой платок, будто пыталась его выжать.

— Пойми дурочка, тебе все равно придется признаться в этом. Ведь никто кроме тебя этого сделать не мог. И я так же это прекрасно понимаю, как ты моя красавица с Московского вокзала, это знаешь. Убить храбрости хватило, а сознаться уже слабо. Ну, колись и дело с концом.

Женщина захрипела и подняла голову. Она хотела что-то возразить.

— Давно бы так. — Удовлетворенно хмыкнул следователь, но осекся. Женщина встала, швырнула платок на стол и заорала на всю комнату.

— Гад ты! Все вы менты гады проклятые! Это вы задушили Пашеньку! Вы таких как я ненавидите, поэтому его и убили. Не будет вам на том свете покоя, как мне на этом!

Следователь тоже вскочил и схватил женщину за шиворот, а та, тихая как мышь минуту назад, плюнула ему в лицо и заорала опять:

— Души падла! Души скорей, фиг тебе в твой ментовский рот. Сыночка моего задушить смогли, а меня слабо? Слабо сволочь? Ненавижу вас всех! Ненавижу-у-у!

— Милиция. Дежурный… Что произошло?.. Подождите, переключаю на ваш райотдел…

— Милиция… Протечка? — Вам надо перезвонить в РЭУ…

— Милиция. Слушаю вас…

В эту субботу в здании на углу Литейного проспекта и улицы Чайковского, носящей имя одного из бомбистов или, как бы сказали сейчас — террористов, не переименованной очевидно лишь по недомыслию прежнего мэра, не знавшего однофамильцев известного композитора, все было как обычно. Бесконечные звонки по «02», добрую половину которых следовало бы адресовать кому угодно, но только не дежурившим у телефона сотрудницам…

— Милиция…

— Алло. Милиция. Говорите… Какой ребенок?.. Повторите адрес… Ждите, сейчас к вам приедут…

Через несколько минут после звонка по «02» машина группы захвата уже тормозила у арки одного из дворов. Шустренькая старушка, из под старинной шляпки которой выбивались желтые стружки мелко завитых волос, похожая на героиню из мультика про крокодила Гену, суетясь увлекла выскочивших милиционеров вглубь двора.

— Это там! И негодяйка эта тоже рядом… Вот! Я же вам говорила…

Первый из «гэзэшников», заглянув в детскую коляску, стоящую в скверике посреди двора, отшатнулся, беспомощно оглядываясь на старшего группы.