Дядя Эйнар быстро шел вверх по извилистой тропинке. Калле, Андерс и Ева-Лотта вприпрыжку поспевали за ним. Время от времени они украдкой переглядывались и многозначительно подмигивали друг другу.

— Я бы ему дал ведерко и лопатку, пусть сидит себе где-нибудь да играет сам, — прошептал Андерс.

— Так он и согласился! — возразил Калле. — Нет уж, если взрослым приспичит играть с детьми, их ничто не удержит, так и запомни.

— Им обязательно подай какое-нибудь развлечение, вот в чем дело,определила Ева-Лотта. — Но он как-никак мамин двоюродный брат, так что придется с ним поиграть, а то еще раскапризничается. Ева-Лотта довольно прыснула.

— А вдруг у него длинный отпуск? Это ж с ума сойдешь! — сказал Андерс.

— Ничего, он должен скоро за границу уехать, — утешила его Ева-Лотта. — Ты же слышал, он сам сказал, что в этой стране ему не жизнь.

— По мне пусть едет, я не заплачу, — заметил Калле.

Вокруг развалин цвели густые заросли шиповника. Гудели шмели. В жарком воздухе дрожало марево, но в замке было прохладно. Дядя Эйнар огляделся с довольным видом.

— Жалко, что нельзя пройти в подземелье, — сказал Андерс.

— Почему нельзя? — поинтересовался дядя Эйнар.

— Там теперь толстенная дверь, и она заперта, — объяснил Калле. — Внизу, должно быть, много всяких переходов и закоулков и очень сыро, вот они и не хотят, чтобы кто-нибудь туда ходил. А ключ, кажется, у бургомистра.

— Там уже сколько людей падали и ноги себе ломали, — добавил Андерс. — А один ребенок чуть не заблудился. С тех пор туда никого и не пускают. А жалко: как было бы здорово!

— Вам правда хочется туда пойти? — спросил дядя Эйнар. — А то я, пожалуй, могу вам это устроить.

— Ой, а как? — удивилась Ева-Лотта.

— А вот так, — ответил дядя Эйнар.

Он вынул из кармана какую-то штучку, немного повозился с замком, и дверь со скрипом отворилась. Пораженные дети смотрели то на дядю Эйнара, то на дверь. Чистое колдовство!

— Как же это? Можно мне посмотреть? — Калле сгорал от нетерпения.

Дядя Эйнар показал маленький металлический предмет.

— Это… это отмычка? — спросил Калле.

— Она самая, — ответил дядя Эйнар.

Калле был на седьмом небе. Он так много читал об отмычках и никогда ни одной не видел.

— Можно мне ее подержать? — попросил он.

Калле благоговейно взял отмычку, потрясенный величием момента. Но тут же насторожился: в книгах с отмычками ходили главным образом всякие подозрительные личности. Этот вопрос требовал выяснения.

— А почему у вас отмычка? — спросил он.

— Потому что я не люблю запертых дверей, — сухо ответил дядя Эйнар.

— Ну, пойдемте же вниз, — позвала Ева-Лотта. — Есть вещи поинтереснее ваших отмычек, — добавила она, словно всю жизнь только и делала, что открывала замки отмычками.

Андерс уже спускался по полуразрушенной лестнице в подземелье. Его карие глаза горели жаждой приключений. До чего здорово! Подумаешь, какая-то отмычка… Вот старинные темницы — это да! Казалось, стоит только прислушаться, и услышишь звон цепей, которыми были скованы несчастные узники сотни лет назад.

— Надеюсь, тут нет привидений, — заметила Ева-Лотта, спускаясь по лестнице и робко озираясь по сторонам.

— Кто его знает, — сказал дядя Эйнар. — А вдруг выскочит старое замшелое привидение да как тебя ущипнет! Воттак1

— Ай! — закричала Ева-Лотта. — Перестаньте щипаться! Ну вот, теперь будет синяк, уж я знаю.

Она возмущенно растирала себе руку. Калле и Андерс шныряли вокруг, как две ищейки.

— Вот если бы можно было остаться тут сколько хочешь, — мечтательно произнес Андерс, — и начертить план всего подземелья, а потом устроить здесь тайник.

Он заглянул в темные переходы, разветвлявшиеся в разные стороны.

— Здесь можно искать человека две недели, и все без толку. Самое подходящее место, если ты натворил что-нибудь и хочешь спрятаться.

— Ты так думаешь? — спросил дядя Эйнар.

Калле ходил и вынюхивал что-то, чуть не тычась носом в землю.

— Послушай, что это ты делаешь? — удивился дядя Эйнар.

Калле слегка покраснел.

— Я хотел посмотреть, может, остались какие-нибудь следы после тех бедняг, которые сидели здесь в тюрьме.

— Чудак ты, здесь же с тех пор перебывала масса народу, — сказала Ева-Лотта.

— Дядя Эйнар, наверное, не знает, что Калле у нас — сыщик? — в голосе Андерса прозвучал оттенок насмешки и превосходства.

— Да что ты говоришь? А я и не знал!

— Да, и притом один из лучших на сегодняшний день.

Калле мрачно посмотрел на Андерса.

— Никакой я не лучший, — сказал он. — Просто мне нравится думать про всякие такие вещи. Ну, про бандитов там, как их ловят… Что ж тут плохого?

— Абсолютно ничего, мой мальчик! Желаю тебе поскорее изловить целую шайку преступников. Знай себе вяжи в пачки и отправляй в полицию!

Дядя Эйнар загоготал. Калле возмутился, но виду не показал. Никто не принимает его всерьез…

— Не забивай себе голову, — сказал Андерс. — Самое большое преступление, какое совершилось в этом городе, это когда Хромой фредрик в воскресный день стащил из ризницы кружку с пожертвованиями. Да и то он ее тут же вернул, как только протрезвился.

— А теперь он субботу и воскресенье всегда проводит в кутузке, так что кружка в безопасности, — со смехом подхватила Ева-Лотта.

— Не то Калле устроил бы засаду и схватил его на месте преступления! — не унимался Андерс. — Был бы хоть один жулик на твоем счету.

— Ну ладно, не будем обижать господина знаменитого сыщика, — вмешался дядя Зйнар. — Вот увидите, в один прекрасный день он еще себя покажет — засадит за решетку кого-нибудь, кто стянет шоколадку в магазине его папы.

Калле так и кипел. Он еще мог допустить, чтобы над ним подшучивали Андерс и Ева-Лотта, но уж никто другой, и меньше всего этот зубоскал, дядя Эйнар.

— Да, милый Калле, — сказал дядя Эйнар, — ты далеко пойдешь, если тебя не остановят! Э, нет, это ты брось!

Последнее относилось к Андерсу, который, достав огрызок карандаша, приготовился расписаться на каменной стене.

— А почему нет? — спросила Ева-Лотта. — Давайте распишемся и число поставим! Может, мы придем сюда еще раз, когда станем совсем-совсем старые, лет по двадцати пяти, и найдем наши имена! Вот здорово будет!

— Да, это напомнит нам об ушедшей молодости, — важно согласился Андерс.

— Ладно, делайте что хотите, — сказал дядя Эйнар. Калле немного дулся и сначала не хотел писать вместе со всеми, но потом передумал, и скоро на стене выстроились в ряд имена: Ева-Лотта Лисандер, Андерс Бенгтссон, Калле Блюмквист.