– Па-ба-ба-бам, – пробасил Виктор, перерыв весь багажник, – Что делать будем? Запасной камеры у меня нет.

– Может остановится кто и продаст? – предположила Ольга, за что была освистана нами в два голоса.

– Тогда приступим к операции ДБК, – ухмыльнулся в мою сторону Витька. И, признаться, эта его ухмылка, мне о-о-очень не понравилась. На всякий случай я спросил:

– И как это расшифровать?

– Элементарно, Ватсон! Давай Быстрей Качай! – просветил меня заботливый друг.

Весь дальнейший путь до деревни, где мы надеялись купить у кого-нибудь камеру, слился для меня в единый кусок черно-белой киноленты «Как закалялась сталь». А закалялся, стало быть, я. Буквально вылетая из машины, я подсоединял шланг ножного насоса к ниппелю пробитого колеса, и минут пять качал со скоростью близкой к скорости звука. Роль звука исполнял мат. Потом, отсоединившись и прихватив насос, я заскакивал обратно и отдыхал метров двести, пока Витька с очередным «мать» не останавливался. И все возвращалось на круги своя.

Одолев пятикилометровую дистанцию, мы, на последнем издыхании, вкатились на главную улицу деревни Сведино. Меня долго уговаривали выйти из машины, но я не поддавался на провокации, пока Витька не вынес мое бренное тело на руках и не посадил на травку рядом с сельпо. Постепенно приходя в себя, я начал обращать внимание на окружающий мир, а не только на свое разбушевавшееся сердце. Первым моим наблюдением стало наличие ответного наблюдения. Одним словом, чуть не полдеревни сбежалось поглазеть на нас. Телевизора у них нет что ли? Особо выделялась живописная группа из шести человек, довольно молодых, довольно наглых и в стельку пьяных. Был бы я великим Некрасовым, тут же выдал что-нибудь вроде «В пьяном угаре шпана деревенская».

Пока я разглядывал местную фауну, Витька нырнул в магазин, а Ольга вышла прогулять Альфу. При виде нашей медалистки, влекущей Ольгу к ближайшим кустам с мощью паровоза и таким же сипением, толпа как-то быстро поредела. Отступление возглавила вышеописанная шестерка, подозрительно быстро протрезвевшая. Тут из дверей деревенского супермаркета показался Витька, неся в руках четыре булки свежевыпеченного хлеба, такого ароматного, что урчание моего желудка перекрыло даже голодное повизгивание Альфы.

– Ой, – обрадовалась Ольга, – надо же! Настоящий деревенский! Ум… А запах! Теперь бы еще сметанки местной отведать… И покосилась в мою сторону.

– Ладно, тогда сделаем так, – вынес безапелляционное решение наш рулевой, – Я иду добывать камеру, Игорь за сметаной, Ольга и Альфа на страже стального коня. Вопросы есть?

– Вопросов нет, товарищ главнокомандующий. Кстати, а кто тебя на эту должность назначил? – не выдержал я.

– Как кто? Вчера на всенародном вече я был легитимно избран большинством голосов.

– И чьи же это были голоса?

– Мой и Ольгин. Даже при твоем «против» получается большинство. Так что дуй за сметаной, а то…

– Хлеб остынет, – подсказала Ольга.

И мы разошлись, как в море корабли.

Узнать, у кого в деревне самая лучшая сметана оказалось сложнее, чем решить загадку Сфинкса. Встречные бабульки и дедки называли самых разных хозяев, находившихся по закону подлости на противоположных концах не маленькой деревни. Все же минут через 20 путем аппроксимации мне удалось установить, что самую лучшую сметану делает Зинка Кравцова, которая недавно второй раз вышла замуж за двоюродного брата своего первого мужа со стороны его матери с которой до сих пор живет в одном доме как кошка с собакой. Ничтоже сумняшеся я отправился на поклон к Зинке, благо идти было уже не далеко. Пока поднимался по крутой тропинке к нужному дому, меня обогнала тощая облезлая собака, тащившая в зубах живую еще курицу и юркнувшая во двор Кравцовых. Одолев последние метры подъема и подойдя к калитке, я услышал непонятную возню, матерную ругань, визг и квохтанье. Навстречу мне неслась несчастная курица, которую я только что видел свисавшей из собачьей пасти. Раньше мне казалось, что у куриц почти совсем нет глаз. Как жестоко я ошибался. Было ощущение, что на меня несутся одни куриные глаза, в которых пережитый ужас смешался с радостью приговоренного к смерти, получившего высочайшее помилование. Слегка опешив, я постучал в калитку и, не дождавшись ответа, осторожно вошел во двор. Первое, что бросилось мне в глаза, была та самая собака-добытчица, посаженная на толстенную цепь.

– Эй, есть тут кто живой?

Ответом мне стал скрип открываемой двери. На пороге появилась хозяйка – дама среднего роста, средних лет и кустодиевских пропорций.

– Чего надо? – сразу взяла она быка за рога.

– Здравствуйте.

– И вы здравствуйте, коли не шутите.

– Говорят, что у вас самая лучшая в деревне сметана. Не продадите баночку литровую.

– Отчего ж не продать. 20 рублей.

Я торопливо кивнул и полез за деньгами. В этот момент из дома вышла пожилая женщина, одетая в телогрейку и обрезанные валенки.

– Зинка! Постыдилась бы! Глядите-ка, только муж за порог, а она уже хахалей в дом приводит.

– Ах, отстаньте, мама! Проезжий он. Сметану пришел купить. А вам везде хахали мерещатся.

– Ты мне голову не дури, ишь что удумала – сметану. Да твою сметану покупать будут если только ни у кого другого не останется. Жидкая она у тебя и кислая. Вот я когда…

– Жидкая?! Кислая?! Да как у тебя язык только поворачивается, кощейка старая. Да ты…И, выкрикивая ругательства, Зинка понеслась в сарай с необычайным для ее фигуры проворством.

Обратно она шла уже спокойней, держа в руках литровую банку сметаны без крышки. Горлышком вниз. У меня аж дух захватило. Показалось, что сейчас вот и выльется моя сметанка в утоптанную землю двора. Но нет, презирая законы тяготения, она не спешила покидать полюбившуюся емкость.

– Ну, – вопросила меня Зинка, продолжая держать банку вверх ногами, – Жидкая моя сметана или нет?

– Все равно она у тебя невкусная. И муж твой – пьяница, и корова твоя болезная, и собака у тебя шелудивая, и…

Тут я понял, что пора вмешаться, иначе не видать мне сметаны до вечера.

– Кстати, я вот видел, как собака ваша курицу в зубах тащила… Соседи не заругают?

– Ай, лишенько, – запричитала старуха. Так вот кто моих курочек извел. Таракан твой недорезанный.

– Да, не Таракан, мама, а Таркан. Певец такой турецкий.

– Ой, горе. Нет мне старой места на этом свете. Все меня в гроб загнать норовят. Собака и та туда же… Не дождетесь!

Наступила минута трубить срочное отступление, так как бабка, подхватив валявшиеся грабли, угрожающе пошла на Зинку. Я швырнул деньги на крыльцо, выхватил у остолбеневшей Зинки банку и по примеру несчастной курицы, пулей вылетел из калитки. Пробежав метров сто, (благо под гору) я обнаружил, что несу банку все так же перевернутой. Мгновенно похолодев, заглянул внутрь, но Зинка не подкачала – гладкая поверхность сметаны даже не изменила формы. Умеем же, если хотим.