учитель, хотя в комнате и без того воцарилась такая тишина, что можно было бы услышать, как упадет булавка.

Мальчики пожирали доктора глазами. Он был чужим, и его приход был настоящим событием в их однообразной жизни. Если бы они знали, с какой целью явился к ним доктор, то наверняка закричали бы в один голос: «Возьмите меня!»

Школа при работном доме считалась образцовой, и ее покровители немало гордились ею. В ней не было ни жестокости, ни грубости, но зато царили бесконечная муштра и дисциплина, которые, конечно, не могли заменить того, в чем более всего нуждались детские сердца. Отсутствие родного крова и материнской ласки делало мальчиков бледнолицыми маленькими стариками.

– Позвольте сказать вам, сэр, – заговорил смотритель, – что это дело должно быть рассмотрено обычным порядком школьным советом. Но вы можете сделать выбор сейчас же. Здесь, кажется, достаточно светло…

Мистер Гиппетс произнес эти слова таким тоном, как будто собирался показать товар лицом.

– Вот, например… Эй, Коггли, подойди-ка поближе!

Вперед вышел очень худой и высокий тринадцатилетний мальчик с грустным взглядом, с морщинами на лбу и с приплюснутым носом и поклонился доктору.

– Очень хороший мальчик, сэр: в прошлом году у него были лучшие баллы…

– Не годится, – сказал доктор.

«Должно быть, слишком тощ», – подумал Гиппетс.

– Бунс! – крикнул он.

Из ряда учеников вышел или, вернее, выкатился дюжий мальчуган, с короткими ногами, толстый и круглый, с глазами, похожими на красные ягоды, и с лепешкообразным лицом.

– Тоже отличный мальчик, ни в чем дурном не замечен. Ему теперь двенадцать лет, и он…

– Не годится, – прервал нетерпеливо доктор.

– Ступай, Бунс! – сказал смотритель.

– Пиллет, вперед!.. Вот, сэр, этот вам, наверное, понравится! Пишет, как каллиграф… Тринадцать лет, и очень способный!

Пиллет торопливо вышел, бросив торжествующий взгляд на Коггли и Бунса. Это был мальчик с тупым выражением лица, выпуклым закругленным лбом, обладавший, по-видимому, крепкой головой, но слабыми мозгами.

– Скажи что-нибудь доктору Грейсону!

– Нет, нет, не надо, Гиппетс, это не экзамен! – воскликнул нетерпеливо доктор. – Мне нужен живой, умный мальчик, я хочу усыновить его и сделать из него хорошего человека.

– Понимаю, сэр, – сказал Гиппетс с достоинством. – Ступай назад, Пиллет… У меня как раз есть такой мальчик! Глуг!

Пиллет ретировался и украдкой погрозил кулаком торжествующему Глугу, который, тяжело дыша, точно после быстрого бега, низко кланяясь, утирал нос кулаком.

– Нет, нет! Нет! – закричал доктор при виде низкого лба и лукавого выражения лица мальчика.

– Но это мальчик отличного поведения, – возразил Гиппетс. – Мистер Сибери очень лестного мнения о его качествах.

– О да, сэр! – вмешался учитель со строгой улыбкой, досадовавший на то, что у него не спрашивают совета.

– Пусть так, – сказал доктор, – но он не в моем вкусе.

– Могу я дать вам совет, сэр? – спросил почтительно мистер Сибери.

– Конечно, конечно, – кивнул доктор.

Мистер Гиппетс нахмурился, и мистер Сибери уже пожалел, что предложил свои услуги. Но вскоре недовольство на лице смотрителя сменилось торжествующим выражением, когда семь мальчиков, вызванных учителем, были забракованы.

– Странно! – заметил доктор. – Из трехсот мальчиков вы не можете показать такого, который бы мне понравился!

– Они все отличные мальчики, сэр, – сказал смотритель.

– Гм!

– С прекрасными характерами…

– Гм!

– И все они воспитаны нами, сэр. Мистер Сибери не жалел труда на уроках, а я наблюдал за нравственностью наших воспитанников.

– Верю… Разумеется… А вон там что за мальчик? Тот кудрявый живчик? – и доктор указал палкой на пару больших синих глаз, с любопытством разглядывавших его из-за спин товарищей.

– О, этот не годится, сэр! – воскликнули в один голос учитель и смотритель.

– Откуда вы знаете? – сухо спросил доктор.

– Очень плохой мальчик, сэр, – заметил учитель.

– Настоящий бесенок, сэр, – поддержал его смотритель, – сбивает с пути и других мальчиков. К тому же он слишком молод.

– Сколько ему лет?

– Около одиннадцати, сэр.

– Гм! Вызовите его.

– Овид Колеби! – строго крикнул смотритель.

– Как вы сказали? Колеби?

– Да, сэр. Его отец, безродный бродяга, умер здесь восемь лет назад. Никто не знал его имени, и мы назвали его Овидом. А фамилию дали по названию нашего городка – Колеби.

Вперед протиснулся ловкий, живой мальчуган, мимоходом наградив пинком Пиллета, который собирался подставить ему ногу.

Доктор нахмурился и строго смотрел на мальчика, внимательно вглядываясь в его красивое возбужденное лицо, большие голубые глаза, открытый лоб и коротко остриженные, но, очевидно, вьющиеся волосы. Из-за розовых красивых губ сверкали жемчужно белые зубы.

Лицо мальчика было таким же бледным, как и у остальных его товарищей, но в нем не было и следа приниженности и апатии, свойственной обитателям работного дома. Мальчик быстро подошел к доктору и смело взглянул ему в глаза.

– Что ж ты не кланяешься? – строго одернул его смотритель.

– Ох, забыл! – с живостью ответил мальчик, поспешно исправляя свою ошибку.

– Неисправимый шалун, сэр! – заметил смотритель. – Дня не проходит, чтобы его не наказали.

– Гм!.. Шалун… – повторил строго доктор. – И почему же ты не слушаешься?

Мальчик нахмурил брови, взглянул сначала на учителя, затем на мистера Гиппетса и, наконец, снова на доктора.

– Не знаю… – произнес он в смущении.

– Не знаешь?

– Нет… Мне всегда достается…

– Говори «сэр», мальчишка! – воскликнул смотритель.

– Мне всегда достается, сэр, но это не помогает.

– Действительно, доктор Грейсон…

– Позвольте, мистер Гиппетс, – остановил смотрителя доктор, – мне бы хотелось самому поговорить с мальчуганом.

– Как вам угодно, сэр. Но он у нас на плохом счету.

– Гм! Однако он говорит правду, – заметил доктор. – Как, бишь, тебя зовут?

– Овид Колеби.

– «Сэр!» – строго подсказал смотритель.

– Овид Колеби, сэр, – поправился мальчик.

– Все-таки очень странное имя! – не удержался доктор.

– Правда, сэр? Я и сам его терпеть не могу.

– Отчего же?

– Все мальчики смеются надо мной.

– Довольно, перестань болтать! – заметил строго учитель.

– Извините, мистер Сибери, но он спросил меня, – возразил мальчик, указывая глазами на доктора.

Откровенные, резкие ответы мальчика понравились доктору.

– Гм! – сказал он. – Хочешь переехать ко мне и жить со мной?

Мальчик смутился и взглянул на смотрителя, который жестом отсылал его на место. Но доктор положил руку на плечо Овида, и мальчик несколько мгновений внимательно смотрел ему в глаза, словно надеясь прочесть в них что-то.

– Ну, так хочешь? – повторил доктор.

Лицо мальчика просияло, глаза заблестели радостью.

– Хочу, пойдемте! – ответил он с жаром, протягивая доктору руку.

– И тебе не жаль оставлять товарищей? – спросил Грейсон.

Радостное лицо мальчика сразу омрачилось, и он оглянулся на толпу стриженых сирот.

– Он рад уйти, – заметил учитель.

– Да, – кивнул мистер Гиппетс, – дурной, неблагодарный мальчик!

Овид с упреком посмотрел сначала на одного, а затем на другого. Его глаза были полны слез.

– Я