ее посылали за припасами в лавку: он сам велел ей прихватить мешочек орехов гинкго. Может, из-за того, что Алиана ради предлога сбегать за печеньем для бабушки скормила последнюю пригоршню орехов голубю, но мачехе об этом знать ни к чему.

– По запаху судя, она прекрасно справилась, – бодро отозвалась Алиана, прикрывая оттопыренный карман свисающей мешковиной.

Брат прищурился и зашипел:

– Шутишь, да?

Тут из кухни высунулась головка Рейны.

– А, вот ты где, Алиана! Мамочка замешала капустные оладьи. – Девочка содрогнулась, качнув косичками. – Мне чуть худо не стало от запаха, когда она сдобрила их уксусом. Опять.

Рейцо со стоном схватился за голову. Алианой он только помыкал, а вот о Рейне заботился вдвое, будто отдавал близняшке ту долю внимания, что причиталась Алиане.

– Берись-ка за работу, Алиана. Или попросить матушку, чтобы достала гроссбух?

– Я и так работала. – Алиана вздернула подбородок.

И тут же, будто отозвавшись на ее слова, в прихожей прогремели тяжелые шаги. Алиана побледнела.

Мачеха.

Женщина, громыхая дорогими эмалевыми браслетами, растолкала родных детей и сверху вниз уставилась на падчерицу. Ее узкое лицо – острое, как ножницы, и непрерывно щелкающее – всегда было стянуто в недовольную мину. Материнская забота, которую она изображала, пока заманивала ее отца, пропала, едва мачеха заметила, что Алиана для папы на первом месте – к ее гневному изумлению, даже важнее ее, новой супруги.

Трепетавший у Алианы на языке резкий ответ растворился в липком и кислом запахе несъедобных оладий.

– Ты? – презрительно бросила мачеха. – Это ты-то работала? Ха, наверняка мастер Лео расскажет, что ты снова якшалась с его негодным, тупоумным помощником.

Алиана привыкла к выволочкам, привыкла слышать, что никогда из нее не выйдет проку. Но Исао… Это уж слишком.

– Вовсе Исао не негодный! Он станет пекарем, прославится на всю страну, он…

Мачеха вытащила из кармана фартука гроссбух и угольный карандашик.

– Да что ты говоришь? – Она облизала палец – грязный, с отвращением заметила Алиана, – и стала листать страницы. – За пререкания два медяка к долгу, не так ли?

У Алианы упало сердце. За ней уже числился долг на тридцать золотых. Эти деньги ей всю жизнь придется отрабатывать в гостинице. А она не хочет. В безрадостной жизни ее спасали только мечты: в них она путешествовала к морю Констанции, целый день бродила по продуваемым ветрами улицам столицы… А главное, она мечтала учиться в Королевской академии. И на Бал селян ее не пустят без дозволения мачехи.

Она проглотила гордость.

– Я только сниму сапоги и сейчас же на кухню. – Она покопалась в мешке и достала пакет с орехами для Рейцо. – Вот, как ты просил.

– Наконец-то! – немного смягчившись, буркнул брат.

Но мачеха только прищурилась, не убирая занесенного над страницей уголька.

– И?..

Алиана низко поклонилась и глухо выговорила:

– И я очень извиняюсь за опоздание, матушка.

Та фыркнула:

– Помни свое место, девочка!

У Алианы горло жгло от просившихся наружу колкостей, но она их проглотила.

«Мечты, мечты, помни о своих мечтах!» – сказала она себе.

Она не поднимала головы, пока мачеха с Рейцо не убрались на кухню. Рейна бросилась за ними:

– Мам, погоди! Ты обещала, что мне больше не будет плохо от твоих кушаний.

Разогнувшись, Алиана глубоко вздохнула и с тоской оглянулась на лестницу. С подарком бабушке Мари придется подождать. Она стянула сапоги, припрятала кулек с печеньем за грудой пыльных корзин и побежала на кухню.

* * *

Мачеха не успокоилась на том, что Алиана спасла ее капустные оладьи. Только обслужив засидевшихся посетителей, протерев столы, вычистив курятник и отмыв тарелки, прежде слив с них ядовитую подливу, Алиана разделалась с поручениями, которые дала ей мачеха, перед тем как отправиться в ванную.

Вытирая мойку, Алиана с тяжелым сердцем взглянула в окно. Ломтик луны уже опускался к горизонту. Поздно, далеко за полночь, – стало быть, бабушка Мари, наверное, уснула.

Она все же наполнила кувшин любимым старушкой обжаренным зеленым чаем и выбежала в прихожую. Зайти к бабушке раньше она не успела, только оставила под дверью поднос с ужином. Может быть, бабушка Мари еще клюет носом над вышивкой и Алиана успеет пожелать ей счастья в день рождения.

У выхода Алиана пошарила за корзинами, чтобы достать печенье. Когда она оттолкнула в сторону плетенные из соломы кругляши, в воздух взлетела пыль. Мачеха купила корзины в лавке со скидкой и надписала цену повыше в расчете продать гостям. Она верила, что однажды залучит к себе богатого покупателя, но корзины больше года пролежали здесь, никому не нужные.

Пальцы Алианы нащупали пустое место. На нее мигом навалилась усталость после целого дня и вечера за работой. Может, она затолкала кулек дальше, чем помнилось? Сердце часто-часто стучало, пока она растаскивала корзины, чтобы найти…

Пустоту.

Голый пол, только соломенная циновка на нем.

Заслышав скрип половиц, Алиана быстро обернулась. Она еще цеплялась за надежду, что может быть… может быть, это бабушка Мари тихонько спускается по лестнице и сейчас просияет своей ласковой улыбкой, от которой из уголков глаз разбегаются лучики.

Тень упала на Алиану каменной плитой, и сердце у нее тоже упало.

Рейцо, сидя на нижней ступеньке, лениво грыз знакомое румяное печенье.

Бабушкино!

Взгляд Алианы метнулся к лежащему рядом с ним кульку. Два печеньица еще осталось. Лучше бы шесть, но и два лучше, чем ничего.

Рейцо проследил за ее взглядом.

– Ты что-то ищешь?

– Я… я…

Это ловушка! Сколько раз Рейцо разыгрывал эту игру! С обедом, который она оставила на потом, с повешенной сохнуть рубашкой, с только-только отмытыми тарелками… Сколько себя помнила, столько она ему и проигрывала.

– Нет, ничего.

– Ничего… И уж точно ничего ко дню рождения этой негодной, никому не нужной старухи, надо полагать. – Он подбородком указал на потолок, за которым скрывалась чердачная комнатушка бабушки.

– Она не негодная. Она чинит одежду, вышивает скатерти и…

Рейцо вытянул ноги и пяткой раздавил одно печенье.

Алиана придушенно вскрикнула и тут же плотно захлопнула рот, пряча стиснутые кулаки в карманах юбки. Она не желала оставлять победу за Рейцо. Но если дать ему отпор, выйдет еще хуже. Сводный брат нажалуется мачехе, а та припишет новый счет к ее долгу. Алиана знала все возможные исходы этой игры. Если промолчать, может, он заскучает и уйдет спать.

А все же ей было больно. Ярость разгорелась так, что обжигала глаза. В этой гостинице бабушка Мари была ей единственным другом. И никто, кроме Алианы, не заботился о старой женщине. Мачеха в глаза засыпала ее кучей приторных слов, а за спиной тотчас принималась брюзжать: от бабушки ей нужно было только ее хрустальное ожерелье.

Рейцо наклонился к Алиане, вздернул густые брови:

– Так ты говоришь, что-то потеряла?

Алиана медленно подняла голову – как королева Нацуми в книжке у бабушки Мари – и сделала ледяное лицо.

– Нет, я ничего не теряла. Спасибо за заботу, Рейцо.

– Совсем ничего? – Он поддел кулек ногой.

Как ей хотелось рвануться вперед и выхватить последнее