не босс, но и я ему тоже. Мы где-то на равных. То есть, хмурить брови, кивать и периодически отвечать:«Сам подумай», тут не получится. Теперь еще и папаша какой-то всплыл. Причём, если начальник первого отдела заострил на этом внимание, значит, папаша не обычный товарищ.

— Великий человек. — Снова вылез со своими комментариями Владимир Александрович, чем вызвал у меня желание дать ему в морду.

Просто так. Чтоб трындел поменьше и более понятно. А ещё лучше, если бы Калинин вообще заткнулся. Мы бы шустро сходили в цеха́, пока точно не понимаю, зачем, и разошлись бы с Алексеем Андреевичем в разные стороны.

— Да уж… — Мужик вздохнул. — Хоть он мой родной отец, и, возможно, это неприлично будет выглядеть, но не могу не признать, действительно великий… Даже я по началу насчёт сверхзвука сомневался. Нет, не отметал эту мысль. Ни в коем разе. Просто думал, не рано ли мы взялись. Теперь наш ТУ-144 известен во всем мире. Видите, даже с Кубы едут ради него.

То, что название самолёта и слово «наш» стояли в одном предложении, привлекло мое внимание. Я посмотрел на мужика более внимательно. Рожа незнакомая, хоть убейся. Но он явно считает самолет, названный в честь своего создателя, личным достижением.

— Твою ж мать… — Вырвалось у меня против воли. Слишком неожиданной была мысль, пришедшая прямо в эту секунду.

— Что, простите? — Алексей Андреевич уставился на меня с улыбкой. Калинин –с удивлением.

— Говорю, ни черта ж себе! Даже в Кубе всем нужен наш самолет. Вот ведь…здо́рово… — Хотел сказать «круто», но подумал, не поймут.

— А-а-а-а-а… Ну, тогда точно, твою ж мать! — засмеялся Алексей Андреевич, фамилия которого, если я не дурак, наверное, Туполев. А отец его — тоже, выходит, Туполев. То есть, сейчас рядом со мной стоит человек, имеющий прямое отношение к бо́льшей части отечественного самолётостроения. Так, что ли?

— Представляете, как много это значит для отца? Он, конечно не признает вслух, но поверьте, после ареста, когда его обвинили во вредительстве и шпионаже…после всех лет…более пятидесяти летательных аппаратов, около сотни различных модификаций… — Алексей Андреевич помолчал секунду, а потом решительно махнул рукой. — Нет! Точно знаю, как важно все это для отца.

Я с умным видом мотылял башкой, будто китайский болванчик. Мол, знаем, понимаем… Хотя ни черта не понимал. Я толком даже не могу сообразить, какой из двух Туполевых — тот самый. Выходит, оба, что ли? И с хрена ли отца обвиняли в шпионаже? Первый раз слышу. Хотя, что уж греха таить… я слишком многое в этой новой жизни делаю в первый раз.

В общем, спустя два часа брождения по цехам, где Алексей Андреевич облазил каждый уголок, опросил каждого сотрудника, обнюхать каждую деталь, я, наконец, выяснил бо́льшую часть нужной мне информации. Естественно, не в прямую. Просто слушал внимательно, попутно задавал ненавязчивые вопросы.

Мужик и правда оказался Туполевым. Офигеть можно, конечно… Он вместе с отцом создал этот пресловутый самолёт, ради которого сюда едет Фидель Кастро — ТУ144. Разработки начались еще в 1960-х годах, в конструкторском бюро «Туполев». В 1968 году произошёл первый испытательный полет и мы изрядно приопустили британско-французский «Конкорд». Раньше буржуев управились. Да еще и преодолели сверхзвуковой барьер. Более того, обогнали скорость звука.

Все это я понял из обрывков разговоров, которые Туполев вёл то с одним человеком, то с другим. Мы реально ходили из цеха в цех, где Алексей Андреевич беседовал с мастерами. Я и Калинин просто следовали за ним по пятам, сохраняя на физиономиях умное выражение, и периодически кивали. Потому что я, к примеру, вообще ни черта во всем этом не понимаю. Правда, подозреваю, Володя тоже. С другой стороны, мы, в конце концов, не инженеры и не конструкторы. Наша работа — следить, контролировать, наблюдать.

Я два часа слушал про «фюзеляж», «шпангоуты», «реверс тяги» и ещё про огромное количество загадочных вещей. Под конец нашей рабочей прогулки по заводу, начал чувствовать лёгкое головокружение. Потому что вокруг все общались на языке, который мало напоминал русский. Для моего восприятия это выглядело так, будто окружающих просто тошнит алфавитом. Сплошные технические выражения, специальные обозначения, шифры, конструкторские коды и так далее.

— Ну? — Туполев, наконец, угомонился, а потом вдруг повернулся к нам с Калининым, хитро улыбнулся и спросил. — Проведаем красавца? Он уже в ангаре. Готов к приему гостей.

Мы с особистом переглянулись. Владимир Александрович выглядел довольным. Я тоже. Только причина нашей радости сильно отличалась. Калинин реально был счастлив увидеть «красавца», а я просто не хотел смотреться на его фоне белой вороной, ибо снова не понимал, о чем речь.

Мы пошли в противоположную от цехов сторону. Там, вдалеке, виднелись серебристые покатые крыши ангаров. В один из них уверенно свернул Туполев.

В самом центре ангара стоял самолет. Что самое интересное, я ведь предостаточно видел в своей прошлой жизни крылатых птичек. Помотаться по миру пришлось не раз. Но сейчас почему-то появилось ощущение восторга. Серьезно. Будто я — туземец и мне впервые показали летающую колесницу.

Было в этом самолёте реально что-то необычное. Он напоминал мне… Черт… Он напоминал мне хищную птицу. Хищную, но при этом удивительно красивую в своей грации. Опасная белая птица, внутри которой таится огромная мощь. Честно говоря, от восторга даже под ложечкой засосало. Такое ощущение, будто с высоты сейчас буду прыгать.

— Ну, вот… — Туполев сунул руки в карманы брюк и замер напротив своего детища.

К нам навстречу направились сотрудники, которые, так понимаю, наводили последний лоск.

— Алексей Андреевич, все готово, не переживайте. — Крикнул один из них и помахал Туполеву рукой.

— Сами будете представлять? — Спросил конструктора Калинин.

Туполев ответил утвердительно. Мы постояли ещё немного и, наконец, отправились обратно к зданию управления.

Алексей Андреевич нас покинул, умчавшись по своим делам, а я и Калинин еще два часа проверяли зону ответственности первого отдела. К тому же, на завод, как раз, пожаловали мои коллеги. За безопасность отвечали не только местные чекисты, но и представители московского 9-го управления. Мы обсудили все, что касалось той части маршрута, которая пройдёт на заводе. В общем и целом все остались довольны друг другом.

— Эх… — Протянул Калинин, глядя в спину уходящим чекистам. — А осенью будем иранского шаха встречать… Ему тоже самолёт подавай. Говорят, договор готов заключить. Вроде, с женой приедет… Никакого покоя…

Я покосился на Калинина, а сам подумал, что до шаха, к счастью, уже не дотяну. В хорошем смысле. Дай бог, в следующие два дня, наконец, все решится.

В общем, к концу рабочего дня я так ушатался, что желание у меня было одно. Прийти в гостиницу и лечь спать. Встречать Кастро нам предстояло в аэропорту уже утром.

Прилетит делегация в районе 11 часов дня, но на месте лично я должен быть чуть ли не с восходом солнца. Калинин останется на заводе, будет ждать нас здесь.

Но… как говорится в одной известной песне –покой нам только снится.

Поэтому я вышел через проходную, сел в машину и направился к гостинице.

Нужно было срочно привести себя в порядок, а потом топать в театр. Грешным делом, надеялся, может, Белобрысый не смог достать билеты. Или, к примеру, спектакль отменили из-за смерти Лилички. Вряд ли, конечно. Даже прима имеет дублера. Но вдруг… Ни черта подобного. Чуда не произошло.

— Максим Сергеевич!

Тамара заметила меня издалека, едва я приблизился к ступеням гостиничного крыльца. Она подбежала к двери и распахнула ее передо мной.

— Приходил удивительно приятный молодой человек. Оставил для Вас билет в драматический театр. Что ж Вы бродите где-то? Через час уже начало. Такой вежливый…

— Эх, Тамара… — Сказал я, проходя мимо Кудряшки, — И ты повелась на его смазливую рожу…

— Максим Сергеевич… — Ее голос стал расстроенным, но я уже поднимался по лестнице.

Итак… Сейчас я переоденусь, а потом поеду в этот долбаный театр, чтоб встретиться с этим долбанным Марковым и узнать про свои долбанные перспективы. Но еще мне было очень важно посмотреть на поведение Белобрысого. По идее, знать о смерти Лилички он не должен. Вот и поглядим, как наш Вадимка примет новость…

Глава 3

В которой кто-то пытается наслаждаться искусством, кто-то ищет улики, а кто-то вообще обнаглел

По моей