– Черт! Кто помер-то?

Вот это да! Этот голос. И это лицо…

Но это невозможно.

Я вскакиваю со своего места.

– Вот это да! Не может быть!

– Я тоже рад тебя видеть, Кент, – улыбается Кенджи и кивает мне. Он выглядит ужасно. Усталые глаза, бледное лицо, руки немного дрожат, и это особенно заметно, когда он хватается за край стола. Но что еще хуже – он уже в полном обмундировании, как будто думает, что кто-то разрешит ему отправиться на поле боя и участвовать в сражении. – Вы готовы сегодня надрать им задницы?

Я смотрю на него в изумлении, стараясь найти нужные слова, но в это время Джульетта буквально прыгает на него, чуть ли не сбивая при этом с ног. Конечно, она просто хочет по-дружески обнять его, но все же…

Мне кажется, это ему еще рановато.

– Ух ты… Эй… ну… то есть… – Кенджи прокашливается. Он старается выглядеть так, будто не обиделся и не испугался, но по всему видно, что он пытается отстранить от себя Джульетту, и она наконец сама замечает это. Она бледнеет, ее лицо вытягивается от удивления, глаза широко раскрыты. Она прячет руки за спину, хотя сейчас на них надеты надежные перчатки. Сейчас она не представляет собой никакой угрозы для Кенджи, но я его прекрасно понимаю.

Парень чуть не погиб. Он просто пытался прекратить драку, так же как и сама Джульетта, но вдруг что-то произошло, и – бац! – он падает на пол и теряет сознание. Это было очень страшно, и хотя я знаю, что Джульетта не хотела этого, других объяснений данному происшествию не нахожу. Значит, виновата все равно она одна.

– Эй, послушай, давай-ка ты временно перестанешь пытаться дотронуться до меня, ладно? – улыбается Кенджи. Он снова становится милым парнем, но в это уже никто не верит. – Я еще на ногах-то не твердо стою.

Джульетта так перепугана, и у меня сердце от этого кровью обливается. Она изо всех сил старается быть спокойной и не подает виду, будто что-то произошло. Она действительно желает всем только добра, но иногда получается так, будто сам мир не позволяет ей так вести себя. С ней постоянно что-то происходит, и все это мне очень не нравится.

Сейчас мне нужно самому что-то сказать.

– Она тут ни при чем, – обращаюсь я к Кенджи. Я бросаю на него резкий многозначительный взгляд и одними губами произношу: «Оставь ее в покое». Вслух же я добавляю совсем другое: – Ты ведь сам знаешь, что она даже не притронулась к тебе.

– Как раз это мне и неизвестно, – говорит Кенджи, игнорируя мои знаки немедленно сменить тему. – Но я не собираюсь обвинять ее, просто предположил, что, может быть, она начала проецировать свой дар и просто еще сама не знает об этом? Потому что я еще раз все обдумал и другого объяснения случившемуся найти не могу. Ну это, конечно, был не ты, – говорит он мне. – Черт побери, то, что Уорнер может дотрагиваться до Джульетты, как мы решили, – это просто счастливая для него случайность. Кстати, о нем нам вообще еще ничего не известно. – Пауза. – Верно? Может быть, конечно, Уорнер достал из своей задницы какого-нибудь волшебного кролика, пока я усердно занимался тем, что находился на грани жизни и смерти.

Я хмурюсь и отворачиваюсь.

– Верно, – продолжает Кенджи. – Так я думал. Поэтому, я полагаю, будет лучше пока что мне держаться подальше, если, конечно, не возникнет другая крайняя необходимость. – Он поворачивается к Джульетте. – Хорошо? Только без обид. Я ведь чуть не умер. Поэтому не будьте ко мне слишком строги.

– Да, конечно, – спокойно отвечает Джульетта. Она пытается засмеяться, но у нее ничего не получается. Мне хочется дотянуться сейчас до нее, обнять ее и крепко прижать к себе. Мне хочется защитить ее, я хочу заботиться о ней, но сейчас все это кажется мне невозможным.

– Ну и ладно, – отмахивается Кенджи. – Когда мы выступаем?

Я настораживаюсь.

– Ты с ума сошел, – обращаюсь я к нему. – Ты никуда не пойдешь.

– Еще чего!

– Да ты на ногах еле стоишь!

– Да я лучше погибну там наверху, чем буду сидеть здесь, как последний идиот.

– Кенджи… – пытается урезонить его Джульетта.

– Ну хва-а-а-а-атит. Между прочим, одна очень говорливая сорока принесла на хвосте весточку о том, что Уорнер все же унес свою задницу подальше отсюда. – Кенджи смотрит на нас обоих. – Как же это вышло?

– Да, – говорю я, чувствуя, что у меня мгновенно портится настроение. – Но кто ж его знает? Я вообще с самого начала был против того, чтобы его держали здесь заложником. Но еще глупее было доверять ему.

Кенджи удивленно приподнимает брови.

– То есть сначала ты высмеял мою идею, а потом Касла, да?

– Это были плохие идеи, – говорю я, отказываясь сдаваться. – Причем обе в равной степени. Теперь мы за них расплачиваемся.

Это Кенджи предложил взять Уорнера в заложники, а Касл стал позволять ему выходить из своей комнаты. Теперь страдают все. Иногда мне начинает казаться, что все это движение возглавляет кучка идиотов.

– Ну откуда же я мог знать, что Андерсон согласится на то, чтобы его сыночек сгнил заживо в аду?

Я невольно вздрагиваю.

Упоминание о моем отце и о том, что он желает своему родному сыну, этим утром становится для меня тяжелым испытанием. Я сглатываю горечь желчи, поднимающейся к моему горлу.

Кенджи замечает это:

– Ой… Прости, парень… Я совсем не то хотел сказать…

– Ладно, забудь, – говорю я. Я рад, что Кенджи не умер, но иногда мне хочется просто хорошенько надавать ему по заднице. – Может быть, тебе сейчас лучше вернуться в медицинский отсек? Мы скоро все уходим.

– Нет, я никуда отсюда не пойду.

– Кенджи, ну пожалуйста… – вступает в переговоры Джульетта.

– Ни за что.

– Ты ведешь себя безрассудно. Это не шутки, – говорит она. – Сегодня многие погибнут.

Кенджи смеется прямо ей в лицо.

– Прости, мне показалось, что ты пытаешься объяснить мне что-то насчет ужасов войны. – Он укоризненно качает головой. – Ты не забыла, что я был солдатом в армии у Уорнера? Ты представляешь себе, чего я успел там насмотреться?! – Он указывает на меня. – Мы знаем, что можно ожидать там сегодня. Уорнер был безумен. И если Андерсон вдвое хуже своего сына, значит, нам предстоит искупаться в кровавой бойне. И я не могу вас пустить туда одних, ребята.

Джульетта так и застыла на месте. Рот у нее чуточку приоткрыт, глаза широко раскрыты, и в них читается самый настоящий ужас. Мне кажется, что ее реакция слишком уж преувеличена.

С ней определенно творится сегодня что-то неладное.

Я понимаю, что частично это имеет отношение к Кенджи, но вдруг я понимаю, что не могу быть уверен и в том, что тут не присутствует еще что-то. Скорее всего, это так, и она переживает за что-то еще, о чем не рассказывает нам.