Гипотеза о том, что Булла убил Моссад, была всем хороша, однако при более детальном рассмотрении она не выдерживала никакой критики. Булл действительно работал на Саддама Хуссейна, участвуя в модернизации обычного артиллерийского вооружения (для которого Израиль был недосягаем), разработке ракет (которые, возможно, в будущем смогут поражать цели и на территории Израиля) и гигантской пушки (которую израильтяне вообще не принимали всерьез). Но таким был не один Булл, на Саддама Хуссейна работали сотни европейцев. В создании иракской промышленности боевых отравляющих веществ, которыми Ирак уже не раз угрожал Израилю, участвовали с полдюжины немецких компаний. Немцы и бразильцы работали над ракетой в Сааде-16, а французы фактически были вдохновителями работ по созданию иракского ядерного оружия; они же поставляли необходимые для этого материалы и оборудование.

Нет сомнений, что сам Булл, его идеи, его проекты, его предпринимательская деятельность и достигнутые им результаты представляли большой интерес для Израиля. После убийства Булла предметом множества спекуляций стал тот факт, что в последние месяцы жизни его квартиру не раз тайком вскрывали в отсутствие хозяина. Таинственные взломщики никогда ничего не брали, но всегда оставляли следы посещения: сдвинутые с места или переставленные бокалы, открытое окно, перемотанную или вынутую из видеомагнитофона кассету. Булл не раз задумывался, не являются ли эти таинственные посещения своеобразным предупреждением и не стоит ли за всем этим Моссад? Однако даже если эти догадки были верны, то суть предупреждения оставалась совершенно непонятной.

В конце концов журналисты пришли к единому мнению, что смуглолицые иностранцы со своеобразным акцентом, следовавшие за Буллом по пятам по всему Брюсселю и его пригородам, были израильскими профессиональными убийцами, выжидавшими удобный момент для приведения приговора в исполнение. Однако агенты Моссада предпочитают оставаться невидимками и уж тем более никогда не действуют, как Панчо-Вилла.[1]Конечно, они есть и в Брюсселе, но их не видел и не видит никто: ни сам Булл, ни его друзья или родственники, ни бельгийская полиция. Они могут внешне не отличаться от бельгийцев или от американцев – как им будет выгодно в конкретный момент. К тому же именно они намекнули бельгийцам, что за Буллом следят другие.

Больше того, Джерри Булл был фантастически неосмотрителен. Достаточно было просто усомниться в его компетентности, чтобы выведать у него все что угодно. Прежде он работал на Израиль, любил эту страну и ее жителей, у него было множество друзей в израильской армии, в разговорах с которыми Булл никак не мог держать рот на замке. Стоило ему сказать, например, что-нибудь вроде: «Джерри, держу пари, тебе никогда не удастся запустить эти ракеты в Сааде-16», – как Булл разражался трехчасовым монологом, в котором во всех деталях объяснял, что он делает, насколько успешно продвигается работа над проектом, какие трудности ему встретились, как он намеревается их преодолеть и многое-многое другое. Для служб безопасности он был настоящим кладезем информации. Даже за неделю до гибели он в своем кабинете развлекал двух израильских генералов, между делом выложив им всю самую последнюю информацию. Разумеется, эта информация была записана на пленку магнитофонами, спрятанными в портфелях генералов. Зачем же израильтянам было уничтожать этот рог изобилия ценнейших сведений?

Наконец, имея дело с учеными или промышленниками (но, разумеется, не с террористами), Моссад строго придерживался правила давать приговоренным к смерти последнее словесное предупреждение – вполне конкретное предупреждение, а не затевать непонятную игру со взломом квартиры, перестановкой бокалов и перемоткой видеоленты. Это правило было соблюдено даже в случае с доктором Яхья Эль Мешадом, египетским физиком-ядерщиком, который принимал участие в создании первого иракского ядерного реактора и который был убит в своем номере парижского отеля «Меридьен» 13 июня 1980 года. К нему в номер пришел каца и на хорошем арабском языке объяснил, какая судьба ему уготована, если он не прекратит работать на Ирак. Физик поступил необдуманно: он не пустил незнакомца дальше порога и послал его к черту. После такого разговора с кидоном ни одна страховая компания не взялась бы за страховку жизни египтянина. Два часа спустя Мешал был мертв. Но все же Моссад дал ему последний шанс. Через год весь построенный французами ядерный комплекс в Осираке был уничтожен израильскими ВВС.

Булл, уроженец Канады и гражданин США, ничем не напоминал гордого египетского физика. Он был умным собеседником, общительным человеком, к тому же обладал завидным талантом поглощать огромные количества виски. Израильтяне всегда могли разговаривать с ним как с другом; обычно они старались не упускать такой возможности. Проще всего было бы послать к нему одного из приятелей, который без обиняков выложил бы ему, что если он не прекратит делать то-то и то-то, то к нему наведаются ребята, которые шутить не любят: мы ничего не имеем против тебя лично, Джерри, просто так нужно.

Булл не стремился посмертно получить медаль конгресса США. Больше того, он не раз говорил и израильтянам, и своему близкому другу Джорджу Вонгу, что ему надоел Ирак, что он хочет разорвать все контракты с Багдадом. С меня достаточно, говорил он. Однако связям Булла с Ираком было суждено завершиться совсем по-другому.

Джералд Винсент Булл родился в 1928 году в городе Норт-Бей (провинция Онтарио). Уже в школе он выделялся незаурядным умом и фантастическим честолюбием. В шестнадцать лет он закончил школу, но из-за возраста смог поступить только на инженерный факультет Торонтского университета. Здесь Булл доказал, что он не просто умен, а невероятно талантлив. В двадцать два года он стал самым молодым доктором философии в области техники. Булла увлекла аэронавтика, а в еще большей мере баллистика – наука о законах движения снарядов и ракет. Баллистика стала первым шагом на пути Булла к артиллерии.

После Торонтского университета Булл перешел на работу в Канадское бюро по разработке новых видов вооружений, располагавшееся тогда в крохотном городке Валкартье, недалеко от Квебека. В начале пятидесятых годов человек стал не только смотреть на небо, но впервые попытался заглянуть гораздо дальше – в космическое пространство. У всех на слуху было слово «ракеты». Именно в то время Булл доказал, что он не просто блестящий инженер и ученый, а во всех отношениях неординарная личность, обладающая изобретательностью, чрезвычайно развитой фантазией и богатейшим воображением. В Канадском бюро Булл проработал десять лет; там он впервые взялся за разработку проекта, который стал целью всей его жизни.

Как и все гениальное, мысль Булла на первый взгляд казалась очень простой. В конце пятидесятых годов он обратил внимание на то, что во всех американских ракетах – а тогда разрабатывалось множество различных типов этого внешне очень впечатляющего вида оружия – девять десятых приходится на первую ступень. На вершине гигантского цилиндра пристраивались вторая и третья ступени, а над ними размещалась совсем крохотная пуговка полезного груза.

Гигантская первая ступень должна была преодолеть первые сто пятьдесят километров высоты, где плотность атмосферы и сила притяжения планеты максимальны. Выше стопятидесятикилометровой отметки для выведения спутника на орбиту, удаленную от поверхности Земли на четыреста – пятьсот километров, требовалась намного меньшая мощность. При каждом запуске вся огромная и чрезвычайно дорогая первая ступень ракеты уничтожалась: или полностью сгорала в атмосфере, или ее остатки навсегда исчезали в пучине океана.