— Ты высокомерный сукин сын! — прорычала я, указывая на него пальцем. Я чуть не потеряла самообладание, когда увидела, как его грудь сотрясается от сдерживаемого смеха.

— Хорошо выглядишь, Эвелин. — Остановившись, он оглядел меня от ботинок до волос. — Я бы даже сказал… сияешь.

— Эви… — Луэлла оглядела меня с ног до головы, ее челюсть отвисла от шока. — Мммм… Это блестки?

У меня не было времени сразу же обратить на нее внимание. Мои глаза не отрывались от Джеймсона, когда я сделала еще несколько шагов по направлению к нему.

— Думаешь, это чертовски смешно? — его плечи начали трястись. — Ты знаешь, что пиздец как трудно убирать блестки с вещей? Это как гребаный герпес с товаров для рукоделия. Они никогда не исчезнут.

Джек поднес руку к лицу, чтобы скрыть тот факт, что тоже начал смеяться. Мой убийственный взгляд, направленный в его сторону, заставил его еще больше постараться придать лицу серьезное выражение. Закрыв глаза, я набрала в грудь побольше расслабляющего воздуха и попыталась отпустить гнев, снимая напряжение с шеи. Это не помогло.

— Эви… — осторожно начала Лу.

— Твой брат засыпал блестками мои вентиляционные отверстия.

Вот и все. Джеймсон сошел с ума. Джек тоже, хотя у него хватило порядочности попытаться спрятаться под мышкой. В этом не было ничего нового для нашей группы. Джеймсон, Луэлла и я подшучивали друг над другом с тех пор, как я познакомилась с ними более десяти лет назад. Джек, парень Луэллы, лишь сидел сложа руки и наслаждался шоу.

Мы с Лу быстро подружились на первом курсе колледжа. Поскольку моя семья была очень далеко, она пригласила меня провести каникулы с ней и ее братьями. Ее родители умерли, когда она была маленькой. А через год после того, как я познакомилась с ней, ее брат Ашер погиб в Афганистане, оставив лишь ее и Джеймсона.

Тот факт, что Джеймсон владел баром и заботился о своей сестре, не оставлял ему много возможностей для того, чтобы расслабиться и быть нормальным парнем двадцати с небольшим лет. Я уважала его за это. Он был удивительным человеком и удивительным братом для Лу. Но это не помешало мне верить, что ему нужно было немного веселья и смеха в моем лице.

Поэтому, я использовала единственное, что у меня было над ним: свою сексуальность. Мне нравилось наблюдать, как румянец появлялся на его щеках и переходил на шею. Чем дальше он спускался по его шее, тем больше я преуспевала. Были времена, когда я была такой честной и смелой, отпускала неуместные шутки и ловила его на улыбке. Победа всегда переполняла мою грудь, когда я заставляла великого Джеймсона Кинга по-настоящему улыбнуться.

Но он всегда отвечал мне.

Когда я включила печку в своей машине лишь для того, чтобы меня засыпало непростительным количеством блесток, я издала крик, который, уверена, услышали мои соседи по кварталу. Сожаление и гнев закипели у меня на коже, когда я вспомнила, что дала Лу и Джеймсону связку ключей на случай, если потеряю свои. Этот гнев превратился в медленное угасание, когда я завела машину и выехала на дорогу, только для того, чтобы снова разгневаться, когда я слышала пронзительный свист каждый раз, когда нажимала на газ. Чем быстрее я ехала, тем громче он становился.

Все на улицах Цинциннати уставились на сумасшедшую женщину, покрытую блестками, как какую-нибудь стриптизершу, занимавшуюся своим делом прошлой ночью, за рулем машины, которая издавала громкий свист.

Когда я заехала на парковку «Кингз», я поняла, что это был за звук. Я обошла вокруг своей машины и, конечно же, увидела свисток, приклеенный скотчем к выхлопной трубе моей машины. Пока я снимала скотч замерзшими пальцами, моя ярость была такой сильной, что я начала маниакально смеяться, просто представляя, что собираюсь сделать, когда наконец увижу его тупую задницу. О боже, это должно было быть чертовски хорошо. Я заставлю его пожалеть об этом. Эти блестки никогда не будут полностью вычищены с моей машины. Я буду замечать, что это дерьмо прилипло к моим вещам еще долгие годы.

Джек обнял Лу одной рукой, уткнувшись головой ей в шею, прячась. Но я все равно могла видеть, как его тело сотрясалось от веселья. Даже Лу сдерживала хихиканье. Джеймсон откинулся на спинку стула по другую сторону стола, между нами был мой пустой стул. Его мощные руки были скрещены на широкой груди, а длинные, обтянутые джинсами ноги небрежно вытянуты, как будто он наслаждался шоу. Одна сторона его рта была приподнята, образуя глубокие складки улыбки на темной щетине на щеках. Он вытянул руку, указывая на стул рядом с собой, предлагая мне занять мое место за нашим столиком.

— Ты собираешься присоединиться к нам, Эвелин? — приложив палец к подбородку, он задумчиво посмотрел вверх. — Или мне следует называть тебя Бриллиант? Ты реально сверкаешь, как бриллиант. Думаю, это стало бы отличным именем для стриптизерши.

Триумф, написанный на его лице, заставил шестеренки завертеться у меня в голове.

— Ну, формы у тебя для этого есть, Эви, — согласилась Луэлла, смеясь. Хотя мы все были виноваты в том, что подшучивали друг над другом, мы всегда знали, что это не было сделано не со зла. Но это не притушило огонь, разжигающий мои мысли о возмездии.

Лампочка погасла.

Мои сжатые губы смягчились в ухмылке и расплылись в соблазнительной улыбке.

— Ты права, Лу. — Мой голос был мягким и чувственным. — У меня правда отличная грудь. — Я не сводила глаз с Джеймсона. Его уверенность поколебалась, когда он увидел соблазнительный огонек, сияющий в моих глазах. Стянув с плеч пальто, я сделала еще один шаг вперед, позволив ему упасть на пол и обнажить мое мешковатое платье-свитер и замшевые сапоги до бедер. — И все эти блестки по всему моему телу, — мои руки переместились к бедрам и выше по талии. — Я бы не хотела потратить их впустую.

Адамово яблоко Джеймсон дернулось, когда мои руки скользнули по моей полной груди. Я не врала о своих великолепных сиськах. Они были размера «D» высокие и упругие. Они идеально смотрелись на моем не высоком теле, напоминающем песочные часы. И Джеймсон начал понимать, что не может сопротивляться. Или не хочет сопротивляться. До тех пор, пока я не зашла слишком далеко два года назад.

На заднем плане заиграла негромкая музыка, и я начала покачивать бедрами. Стук моих каблуков громко прозвучал в тишине, которая воцарилась в комнате теперь, когда все перестали хихикать, теперь, когда они заметили, что мой гнев сменился коварным спокойствием.