их все равно бы не хватало. К югу от реки Хайуэй располагались кварталы с высотными зданиями, в которых служили гордые швейцары и лифтеры, район Стем с его гастрономами и кинотеатрами. Они простирались до Калвер-авеню и Ирландского сектора, дальше на юг располагался Пуэрториканский сектор, еще дальше Гровер-парк, где обитали фигляры и насильники. С востока на запад этот участок простирался на всю длину тридцати пяти городских улиц. В этом прямоугольнике с севера на юг (от реки до парка) и с востока на запад (на протяжении тридцати пяти кварталов) проживало 90 тысяч человек.

Дэвид Фостер был одним из них. Дэвид Фостер был негром.

Он родился и вырос на территории этого полицейского участка. При здравом рассудке и крепком телосложении, имея рост на четыре дюйма выше минимального стандарта, равного пяти футам и восьми дюймам, при остроте зрения 20/20 без очков, и не имея ни единого замечания от полиции, он был допущен к сдаче конкурсного экзамена на должность полицейского по гражданской службе, после чего он был назначен патрульным. Тогда ему исполнился 21 год.

Сначала заработок Фостера составлял 3725 долларов в год, и он усердно его отрабатывал. Он настолько преуспел, что через пять лет его перевели в сыскное подразделение. Он стал сыщиком третьего разряда и уже получал 5230 долларов в год и по-прежнему заслуженно.

24 июля в час ночи, когда его коллега по имени Майк Реардон лежал, окрашивая своей кровью асфальт, Дэвид Фостер зарабатывал свой хлеб, допрашивая человека, которого они с Бушем задержали в баре за участие в поножовщине.

Допрос проводился на третьем этаже 87-го полицейского участка, на котором располагались кабинеты управления. Справа от дежурного помещения на втором этаже висела неприметная и грязноватая белая табличка, на которой черными буквами было написано: «Сыскное подразделение». Изображенная на табличке указующая рука сообщала посетителям, что детективы находятся этажом выше.

Туда вела узкая, но безупречно чистая металлическая лестница. Нужно было подняться на шестнадцать ступенек, затем повернуться и пройти еще шестнадцать ступенек, чтобы оказаться в узком, слабо освещенном коридоре. Справа от открытой лестничной площадки — две двери с табличками, на которых написано: «Раздевалки». Надо повернуть налево и пройти по коридору мимо скамьи из деревянных планок, стоящей слева, мимо скамейки без спинки, встроенной в узкую нишу перед опечатанными дверьми, которые когда-то открывались в кабину лифта. На двери справа будет висеть табличка «Мужской туалет», а на двери слева — небольшая вывеска «Канцелярия».

В конце коридора располагается сыскной отдел.

Войдя, увидишь перед собой дощатую перегородку. За ней видны рабочие столы с телефонами, доска для бюллетеней с различными фотографиями и подписями, висячий круглый светильник, и под ним еще столы. Заделанные решетками окна выходят на фасадную сторону здания. Зато не разглядишь, что там, за перегородкой с правой стороны, поскольку два огромных металлических шкафа с документами скрывают столы, стоящие в этой части комнаты. Именно здесь Фостер допрашивал мужчину, задержанного поздним вечером в баре.

— Ваша фамилия? — спросил он мужчину.

— Но абло инглес[2],— ответил задержанный.

— О дьявол! — проговорил Фостер. Он был плотный, с темно-шоколадным цветом кожи и добрыми карими глазами. На нем была белая форменная рубашка с расстегнутым воротничком. Закатанные рукава открывали мускулистые руки.

— Как тебя зовут? — неуверенно спросил он по-испански.

— Томас Перилльо.

— Твой адрес? — Тот молчал, раздумывая. — Адрес? — ^- по-испански добавил он.

— Три-три-четыре Мей-сон, — по-испански ответил мужчина.

— Возраст? — снова по-английски, затем по-испански спросил Фостер.

Перилльо пожал плечами.

— Ну ладно. Где нож? Так мы ни к чему не придем. Послушай, — по-английски сказал Фостер и добавил по-испански — Где нож? Говорить будешь?

— Нет.

— Почему нет? Ведь у тебя был нож, так?

— Не было.

— Сукин ты сын, ты же прекрасно знаешь, что нож у тебя был. И больше десятка человек видели его у тебя. Что теперь ты скажешь?

Перилльо молчал.

— У тебя есть нож? — спросил Фостер по-испански.

— Нет.

— Лжешь! Есть у тебя нож. Куда ты его дел после того, как ударил того парня в баре? — продолжал Фостер.

— Где здесь туалет? — спросил Перилльо.

— Какая тебе разница, где он, — Фостер щелкнул пальцами. — Встань прямо. Ты думаешь, что находишься в бильярдной? Вынь руки из карманов.

Перилльо вынул руки из карманов.

— Так где же нож?

— Нету. Не знаю.

— Не знаю, не знаю, — передразнил его Фостер. — Хорошо, убирайся отсюда. Сядь на ту скамью. Я приведу сюда полицейского, который действительно говорит на твоем языке. Иди и садись. Ну, пошел.

— Хорошо, — ответил Перилльо. — А где туалет?

— По коридору налево. И не усаживайся там на всю ночь.

Перилльо вышел. Фостер состроил гримасу. Парень, которого тот ударил ножом, сильно не пострадал. Если бы парни, всякий раз берясь за ножи, сбивали друг друга с ног, тогда полицейские больше ничем и не занимались, кроме поножовщины. Он подумал, как это будет выглядеть, если завести на него дело, ведь здесь в отделении на резню смотрят как на нечто, имеющее отношение к индейке. Он усмехнулся над собой, выкатил пишущую машинку и начал печатать рапорт о краже, которой занимался несколько дней назад.

Вошедшие Карелла и Буш, казалось, были очень расстроены. Карелла прошел прямо к телефону и начал звонить.

— Что стряслось? — спросил Фостер.

— То убийство, — ответил Карелла.

— Да?

— Это был Майк.

— Что ты хочешь этим сказать? А?

— Майк Реардон.

— Что? — вскричал Фостер. — Что?

— Две пули в затылок. Вызываю лейтенанта. Надо поскорее сообщить ему.

— Эй, он не шутит? — Фостер обратился к Бушу, но по выражению его лица понял, что сейчас не до шуток.

Лейтенант Бирнс руководил сыскной группой 87-го полицейского участка. Он был невысок ростом, плотен телом, с крепко посаженной головой. Его маленькие голубые глаза замечали все, не пропуская ни единой мелочи из того, что происходило вокруг. Лейтенант прекрасно знал, что этот участок был самым напряженным и сложным, и именно этим он ему нравился. Он любил повторять, что именно в опасном районе нужны полицейские, и гордился, что принадлежит к той команде, которая этот участок охраняет. Вчера в его подчинении находилось шестнадцать человек, а теперь их осталось пятнадцать.

Пятеро находились на задании, а десять столпились вокруг него в служебном кабинете. Кто сел в кресло, кто примостился на краю стола, кто остановился у зарешеченных окон, кто облокотился на архивные шкафы — все выглядело так, как бывает всякий раз, когда происходит что-то необычное, нарушающее привычный порядок, за исключением лишь того, что на этот раз не было слышно двусмысленных шуточек. Все уже знали, что Майк Реардон мертв.

Заместитель руководителя сыскной группы Линч