Вышивка готова, а сон все не идет. Он встал, потянулся и остановился возле окна. Луна светила все ярче, и, кажется, подул ветер, потому что верхушки деревьев стали сильно раскачиваться. Летом кто-то из дачников упустил полиэтиленовый пакет, тот зацепился за ветку клена, да так и остался, так что теперь на ветру казалось, будто это какое-то живое существо трепещет, не находит покоя…

Зиганшин резко отвернулся.

К концу его отпуска жена еще не окрепла настолько, чтобы встать с постели. Она почти ничего не ела, лежала безучастно, глядя в одну точку. Это было так не похоже на его Фриду, активную и любопытную, что у Зиганшина болело сердце. До больницы она читала запоем, книги были везде, и даже в кровати, желая обнять жену, он непременно натыкался на какой-нибудь том.

Забрав Фриду из больницы, он набрал в «Буквоеде» кучу новинок, но стопка книг лежала на подоконнике нетронутой. Тогда Зиганшин купил ей последний айпад, чтобы жена смотрела сериалы онлайн, или слушала аудиокниги, или хотя бы просто общалась с матерью на большом экране. Но Фрида даже не открыла коробку, только вяло сказала: «Мы теперь бездетные и можем тратить кучу денег на себя», и Зиганшин испугался, что оскорбил ее этим подарком.

Безучастность жены и то, что он ни разу после больницы не видел ее слез, тревожили его больше, чем физическая слабость и полное отсутствие аппетита.

Если бы только мог, он бы остался дома, но надо идти служить.

К счастью, Лев Абрамович не оставляет внучку и помогает с детьми, и мама приезжает через день, так что Фрида редко бывает одна, но все равно боязно уезжать на целый день.

А еще Зиганшину было очень стыдно, что ему хочется на службу. Стремясь вернуться к работе, он предает Фриду, отмежевывается от их общего горя, и Мстислав Юрьевич уговаривал себя, что просто подчиняется необходимости. Он – единственный кормилец и не имеет права раскисать.

Субботним вечером он спохватился, что надо постирать форму, о которой он совсем забыл, и обнаружил, что порошок закончился.

Пришлось ехать в супермаркет. С тех пор как забрал Фриду из больницы, Зиганшин не бывал в райцентре. Он специально выбрал магазин, на пути к которому не нужно было проезжать мимо роддома, но все равно тоска охватила его с удвоенной силой.

Он быстро взял с полки первый попавшийся порошок и направился к кассе, как вдруг увидел ту самую докторшу, к которой, на свою беду, попала Фрида.

Накатила такая мощная волна ярости, что Зиганшин вынужден был остановиться.

Врач тоже заметила его и подошла. Обычная молодая женщина, красивая, даже милая. Видно, высокомерное и презрительное выражение у нее припасено только для работы.

– Добрый вечер, – сказала она. – Как себя чувствует Фрида?

– Вашими молитвами…

Она пожала плечами:

– Зачем вы так? Я действительно за нее волнуюсь.

– Поздновато начали, – процедил Зиганшин, чувствуя, что теряет самообладание. – Ну да что мы все о моей жене! Вы-то как? Кофе удалось вам попить? Никто не помешал?

– Ну, знаете, продолжать разговор в таком тоне я не вижу смысла, – врач поджала губы. – У вашей жены случилось редкое осложнение…

– Довольно! Вы убили моего ребенка и чуть не угробили жену, и не надо ничего мне объяснять.

– Вы ошибаетесь…

– Нет, это вы ошиблись. До свидания.

Он развернулся и пошел к выходу.

Работала только одна касса, перед которой скопилась небольшая очередь. Докторша встала через одного человека после Зиганшина, он чувствовал спиной ее взгляд, и от этого было неловко и тягостно. Как назло, девочка за кассой работала медленно, и Мстислав Юрьевич сильно пожалел, что вообще поехал за этим чертовым стиральным порошком.

Когда подошла его очередь, юная кассирша совсем запуталась. Зиганшин протянул ей карточку, но она попросила наличные.

Он раскрыл пустой бумажник.

– Пожалуйста, снимите в банкомате, – на девочку было жалко смотреть, – я вам комиссию верну.

– Ну такой расход я могу себе позволить, – улыбнулся Зиганшин. – А в чем дело-то?

– Я случайно нажала вам оплату наличными. Простите, пожалуйста… – Девочка готова была заплакать, и Зиганшин снова растянул рот в улыбке:

– Да ничего страшного.

– Целый день сегодня касса глючит, – пролепетала она.

– Пусть это будет вашим самым большим огорчением на сегодня.

Он быстро вставил карточку в банкомат, расположенный в трех шагах от кассы, получил деньги и расплатился.

– И комиссию не взяли, так что все в порядке, – сказал он, пока кассовый аппарат печатал чек, – а на будущее мой вам совет: когда что-то идет наперекосяк, сосредоточьтесь на текущей задаче.

Он подмигнул кассирше, потому что ему действительно стало жалко эту растерянную девочку, и вышел.

Возле небольшого ларька со сладостями Зиганшин ненадолго задержался, купил Свете с Юрой по фигурной шоколадке, а Фриде – ее любимое желе, хотя и знал, что она не станет есть.

Протирая зеркала от дорожной пыли, он снова увидел докторшу. Она толкала к своей машине тележку, и Зиганшин заметил среди ее покупок много фруктов и бутылки дорогой минералки. «Не бедствует, живет в свое удовольствие», – в бешенстве подумал он и отвернулся, но женщина оставила свою тележку и подошла к нему:

– Простите, но я видела, как ласковы вы были с этой недотепой на кассе. Вы разумный, благородный человек, так что, пожалуйста, поймите, что виновата не я, а грозное акушерское осложнение.

– Одна чашка кофе.

– Что, простите?

– Одна не выпитая вами чашка кофе, и мой сын был бы сейчас жив. Вы могли успеть!

Она покачала головой.

– Могли, – повторил Зиганшин, – если бы внимательнее отнеслись к моей жене и сразу поставили диагноз. Но вы пили кофе.

Врач вдруг усмехнулась.

– Вам весело?

– Ну что вы, нет, конечно. Да, мы могли бы успеть, и ваш сын был бы жив, но скорее всего остался бы глубоким инвалидом. И сколько времени вы продержались бы рядом с ним, прежде чем начать все заново с другой женщиной?

Зиганшин отступил. Врач вдруг заговорила так страстно, что ему показалось, будто она сумасшедшая:

– Да что я говорю, вы и так от жены уйдете, потому что она у вас не может больше иметь детей, а вы ж мужчина, у вас должны же быть дети. И самое забавное, что меня вы с дерьмом мешаете, а зато себе найдете оправдание очень быстро. Оглянуться не успеете, как уговорите себя, что все вокруг виноваты: я, Фрида, кто угодно, а вы один в белом пальто.

– Никуда я не уйду!

– Это вы сейчас так думаете.

Зиганшина замутило.

– Не уйду, – повторил он, сам не понимая, зачем оправдывается перед этой бабой.