— А мама сказала, когда придет? — спросил он, не поворачивая головы.

— Между шестью и семью.

Уже почти пять.

— Хочешь, чтобы мы с Йеспером ее дождались?

— Не обязательно.

Как раз тот ответ, на который он надеялся. Он ничего не имел против встречи с Марикой, но не исключено, что ее будет сопровождать новый муж, Георг. Большие заработки, дорогие подарки.

Пер уже примирился с уходом Марики, но ему не нравилось, что ее новый балует и ее, и близняшек.

Ниллу положили в отдельную палату, по всему было видно, что ей занимаются. Молодой врач уже беседовал с ними, объяснил, какие исследования и анализы они собираются сделать в ближайшие дни и в каком порядке. Нилла слушала, опустив глаза, не задавала вопросов. Иногда поглядывала на врача, но не на Пера.

— Скоро увидимся, Пернилла, — улыбнулся врач на прощание.

Нилле предстояло несколько тяжелых дней осмотров, уколов и обследований, и Пер не знал, как ее подбодрить.

Он помог разложить ее имущество. Сделать больничную палату уютной, наверное, невозможно. Слишком много шлангов, проводов и кнопок. Но попытаться можно. Нилла взяла с собой свою розовую подушку, плеер с дисками «Нирваны», пару книг и несметное количество брюк и маек. Вряд ли они ей здесь понадобятся.

Сейчас на ней джинсы и черный свитер, но скоро придется переодеться в больничную форму — белая рубаха с широкими рукавами. Такие рукава легко засучить, если нужно взять кровь из вены.

— Ну что ж, — сказал Пер. — Тогда мы поехали. Мама скоро придет… Привести Йеспера?

— Конечно.

Его сын сидел в комнате для посетителей. На полках стояли книги и журналы, но Йеспер, как всегда, уткнулся в свой «Геймбой».

— Йеспер! — громко сказал Пер, иначе бы Йеспер его не услышал.

— Да?

— Иди попрощайся с сестрой.

Йеспер нажал на кнопку «пауза» и пошел в палату.

Интересно, о чем они там говорят? Наверное, Йесперу легче разговаривать с сестрой, чем с отцом. С Пером Йеспер обычно молчал.

Близнецы с самого детства разговаривали на языке, который никто, кроме них, не понимал. Это был странный, певучий язык, состоящий почти исключительно из гласных. Нилла училась говорить очень туго, она предпочитала секретный язык, известный во всем мире только двоим: ей и Йесперу. До того как Пер и Марика повели детей к логопеду, он чувствовал себя отцом двух инопланетян.

В одном из кабинетов открылась дверь, и тот самый молодой врач, который принимал Ниллу, широким шагом двинулся по коридору. Перу всегда нравились врачи. Мать почти ничего не рассказывала ему об отце, и он вообразил, что его папа — доктор в далекой стране. Он был уверен в этом много лет.

— У меня есть вопрос, — сказал Пер. — О Нилле, разумеется.

Врач остановился и улыбнулся:

— Слушаю, что бы вы хотели узнать? — Он явно сдерживал свой рокочущий бас.

— Мне кажется, она немного отечна. Это нормально?

— Отечна? Где вы заметили отеки?

— Лицо, щеки, глаза… я заметил, когда мы сюда ехали…. Свет так падал. Это нормально или это какой-то симптом?

— Может быть… мы собираемся ее тщательно обследовать. ЭКГ, ультразвук, компьютерный томограф, рентген… анализы крови. Весь наш арсенал.

Пер кивнул… Ниллу уже много раз обследовали по поводу ее необъяснимых болей. Результат анализов всегда был один и тот же: требуются новые анализы. И ожидание, ожидание…

Дверь в палату открылась, и появился Йеспер. Он, не отрывая глаз от игры, двинулся по коридору, но Пер его перехватил:

— Не начинай играть. Мы едем на дачу.

Через четверть часа они пересекли Эландский мост и свернули на север. Пейзаж был в желто-коричневых тонах, как на картине, — переходная гамма от зимы к лету. На обочинах уже выглядывали анемоны и мать-и-мачеха, а в кюветах еще лежал сверкающий в лучах вечернего солнца ноздреватый снег. Но и там он уже таял, образуя большие, как озера, лужи, откуда, журча, бежали к морю ручьи.

Мир воды… вокруг, насколько хватало глаз, не было ни души, только стайки чибисов и зябликов.

Пер очень любил это безлюдье и чистые, скупые линии островного ландшафта. Движение после Боргхольма заметно поредело, и он увеличил скорость.

«Сааб» мчался на север. По сторонам проплывали рощи и ветряные мельницы. У Пера снова появилось чувство, что их окружает живописное полотно под названием «Весна». Зеленые и желтые поля, гигантский хрустальный купол неба, пролив, все еще покрытый блестящим от воды темно-перламутровым льдом с большими черными промоинами. Скоро волны вырвутся на свободу.

— Красиво, правда?

Йеспер оторвал глаза от своего «Геймбоя»:

— Что красиво?

— Здесь, на острове… Все красиво.

Йеспер рассеянно поглядел в окно и без энтузиазма кивнул. Он, очевидно, не испытывал даже подобия охватившего Пера восторга. Наверное, это так — в молодости природа не завораживает. Надо достичь определенного возраста… или даже пережить какую-нибудь катастрофу, чтобы заинтересоваться загадочной душой природы.

А если и с Йеспером что-то не так? Ему вдруг захотелось, чтобы рядом с ним сидела Нилла, здоровая, полная ожиданий и планов Нилла. Лучше бы Йеспера положили в больницу на обследование…

Он отбросил эту мысль и стал думать о весне. Весне на его острове.

В первый раз он приехал на остров в конце пятидесятых, совсем еще маленьким. Его привезла мама, Анита. Лето 1958 года… два года после развода с отцом. У них почти не было денег. Джерри должен был платить алименты ежемесячно, но он делал это от случая к случаю и как-то странно: Анита рассказывала, что однажды он проехал мимо их типового домика на большой машине и, не останавливаясь, выбросил в окно толстую пачку денег.

Отсутствие денег означало короткий и дешевый отпуск где-нибудь поблизости от Кальмара. Но у Аниты был двоюродный брат, Эрнст Адольфссон. Он работал каменотесом на Эланде, и у него был небольшой дом, где Анита с сыном могли оставаться, сколько им вздумается. Сел на паром — и все расходы.

Пер обожал играть в заброшенной каменоломне. Когда тебе девять лет, это настоящий сказочный мир.

У Эрнста не было ни детей, ни другой родни, кроме Аниты, и, когда несколько лет назад он умер, его хижина досталась Перу. Пер навел в доме относительный порядок и сейчас собирался жить там все лето. А может быть, и круглый год. У него не было средств, чтобы содержать два дома одновременно, поэтому свою квартиру в Кальмаре он сдал до конца сентября.

Он рассчитывал, что близнецы будут к нему приезжать, когда только захотят. Но Нилла уже в начале учебного года выглядела усталой и подавленной, а потом ей становилось все хуже и хуже. Школьный врач сказал, что это, скорее всего, проявления полового созревания, болезнь роста. Но после Нового года она стала жаловаться на боли под левой ключицей. Боли не проходили, и ни один врач не мог понять причину.