Над лагерем разносится мягкий грудной смех.

— Думаешь заставить Эрвина одуматься, лишив его билета в первые ряды свадьбы?

— Нет, просто уколоть. Слегка. Чтоб не заигрывался.

Катрина качает головой, задумчиво осушает кружку:

— Навряд ли с командирами это так работает… Я могу признать, что в отношении меня он прав. Такое самовольство — действительно проступок, но вот трогать за это весь отряд… Ладно, не будем об этом, Леви. Как прошёл твой день? — полушёпотом спрашивает она.

Капитан рассеянно вглядывается в её глаза. Странно думать, что кому-то может быть интересен его день. Но Кáта всегда спрашивает и всегда внимательно слушает. Порой просто внимает, когда ему надо высказаться, порой возмущается, когда требуется разделить эмоцию. А ещё радуется за него — искренне, что аж на сердце теплеет.

А что произошло за сегодняшний день?.. Леви чуть по лбу себя не хлопает — точно, они же не виделись с самого утра, как Кáта на дежурство пошла. А затем начался круг обыденных обязанностей: туда сходи, за этими посмотри, новеньких прогони по теории, посмотри их общие навыки, чтобы не раскисли; Ханджи убереги от взрыва чудом провезённых химикатов, “требуется проверить этот квадрант на карте — задание специальному отряду”… Словом, белка в колесе. Ни минуты покоя, чтобы хоть в туалет сходить, а не то, чтобы на какое-то время вырваться к ней…

— Столь обыденный, что говорить о нём скучно, — отмахивается он. — Лучше поведай о прелестях быть постовым дежурным.

— Инертное ответственное занятие. В сознании Эрвина, наверное, унизительное для капитанов. Так что будь осторожнее… — он хмыкает в ответ, чувствуя искрящуюся игривость в её голосе. Это предложение, которое Леви хочет принять. Катрина распарено прикрывает глаза, улыбаясь. По телу разливается мягкая тягучая жажда покоя и отдыха — она на ногах уже очень давно, а ещё с Леви всё просто и приятно. — Нет, правда, будь осторожнее. Одно неверное движение — и ты на моём месте…

— Тц, ты уже спишь, любовь моя.

— Вовсе нет… — Леви усмехается на препирания. Кáта носом клонит — того и гляди, правда уснёт на этой ветке. Кружку выронит… хоть бы сама не упала — вот, что главное. Аккерман чувствует, как инстинктивно внутренне подсобирается. Мышцы сами собой входят в тонус, готовые к быстрому рывку. Бишоп тем временем трёт глаза свободной рукой, упрямо бормоча. — Совсем нет… Совершенно точно нет…

— Ещё пара слов и я полезу душить тебя объятьями…

Кáта вдруг хитро прищуривается, в полмраке её зелёные омуты поблёскивают:

— Сколько именно слов мне сказать для этого?

Они оба смеются, когда он тут же тянет её за руку на себя. Катрина фыркает, изворачивается, пытаясь не задеть термос и опасливо отодвигается назад, к стволу дерева. Но когда Леви приподнимается, ставя кружку на древесину ветки, подходит и садится рядом, замирает. Податливо касается ладошкой его протянутой руки. И Леви обнимает её, притягивает ближе. Они оба недолго притираются, усаживаясь. Тела быстро вспоминают друг друга. Катрина прижимается к его груди, слушая стук сердца и чувствуя спокойное тепло. Выдыхает, прикрывая глаза.

Капитан переплетает их пальцы, оглаживает кожу, ворчливо замечая, что она “вся холодная”, другой рукой растирает спину, начиная гадать — а не промокли ли её сапоги…

Так и заболеть недолго…

Кáта мягко сопит, отзываясь на ласку. Скользит ладошкой по его рубахе над грудиной и замирает, когда Леви снисходительно целует в лоб:

— Обязательно было язвить и елозить? — слышит её смешок, теряющийся в обшивке плаща. — Кáта, если ты хотела меня обнять, то могла бы просто так и сказать. А не шутить, ожидая угрозы…

— Мне ещё сложно привыкнуть… — шепчет она, виновато шмыгая носом. — Извини… глупо, да?

— Тц, — цокает Аккерман в ответ, снова касаясь губами её лица. — Нет, вовсе нет. Мы уже справляемся лучше… Прогресс налицо…

— Из твоих уст это звучит действительно внушительно, — в голосе читается улыбка. Он навряд ли признается, но она заражает ею Леви. — Как думаешь, мы сможем не язвить хотя бы друг с другом?

Леви рассеянно оглядывается на лагерь, ласково оглаживая холодную спину. Дождь всё так же моросит, свет кострищ стыдливо прячется под навесами, что до капитанов едва доходит отблеск. Два других дежурных, замечая взгляд капитана, делают вид, будто смотрят куда угодно, но не на обнимающуюся парочку. Впору бы усмехнуться над таким вниманием, но Аккерман отметает это, вновь целуя невесту в лоб и растирая плечи.

— Не знаю, любовь моя. Думаю, если постараемся, то сумеем…

— Я буду очень стараться…

— О, не сомневаюсь, — улыбается Леви. Коротко скользит губами по линии бровей. — Я тоже, любимая… Я тоже…

Кáта маятно выдыхает, зарывается носом в складках плаща. Мужское дыхание ощущается в волосах, руки мягко скользят по спине. Кáта ответно сжимает его в объятьях. Леви фыркает:

— Полегче, женщина, — она смеётся. — Ты меня хочешь сломать или придушить?

— Ни то, ни другое… — Кáта неловко пытается отодвинуться, но капитан лишь крепче прижимает её к себе. — Взбодрить. Я так усну в твоих руках…

— Тц, вообще-то в этом и был весь смысл, — фыркает он, но затем тоже смеётся. Катрина бормочет часть устава о дежурствах и обязанностях постовых, елозит, шутливо изворачиваясь в объятьях и сдаваясь, когда Леви её целует. Однако вдруг взгляд Катрины сменяется на серьёзный, она замирает и настороженно оглядывается. Аккерман тоже перенимает настроение. — Что такое?

— Просто… ты ничего не слышал? Будто… — начинает было Бишоп, но тут в ветку впивается якорь УПМ и подтягивает молодого разведчика. Конопатый парень с огненно-рыжими волосами неловко салютует капитанам.

— Рядовой Хейзер Ротт на смену дежурному Катрине Бишоп прибыл, — отчитывается он, снова ударяя себя в грудь кулаком. Кáта поднимается, тоже отдаёт честь по всем правилам. Леви тем временем собирает полотенца, связывает чашки и убирает под плащ термос.

Над лагерем сгущается ночная тьма. В палатке командира Эрвина слышится бравады, собравшиеся «на чай» офицеры шутят и хорохорятся, выпивая что-то горячительное. У костерков под навесами концентрируются рядовые. Они переговариваются неуловимее, но в общей массе в купе с дождём это даёт конгломерат шуршащего шума. Леви лишь посильнее застёгивает полог, старательно цепляя крючки и верёвки, чтобы приглушить посторонние звуки.

Позади Кáта старательно возится со спальниками, подкладывая под них подстилку, чтобы не мерзнуть. Закончив с узлами Аккерман бесшумно поворачивается, рассматривая её. Невероятно, но в минуты самозабвенного увлечения Катрина казалось ему ещё красивее. И неважно было, в чём растворялась Бишоп: в стройности построения отряда, в распределениях задания, в черчении карты диспозиции, в препирательствах с командиром, в бою, в бытности или в выпечке — Леви любил