Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мда, ишь, беда какая! А мне персики очень уж нужны. Нет ли у тебя запасных?
Царь Горох развел руками.
— Уж все остатки распродал, ни одного не осталось. Баба Яга, раз тебе плоды мои нужны, помоги вора изловить, а? А за это сколько хочешь бесплатно персиков бери!
Баба Яга призадумалась. Вора изловить — задача нелегкая для такой пожилой женщины, но персики-то нужны. И Аленку можно с собой взять. Она девка толковая, активная.
Так и решилось.
В саду царя Гороха темнеть начало. Аленка с бабой Ягой под кусточком барбарисовым спрятались и сидят, вора выжидают. А ночь длинная, темная, в сон клонит. Только кофеёк помогает, который баба Яга по своему фирменному рецепту сварила. Крепкий, сладкий, с крошечкой меда, с ложечкой какао и с кардамоном еще. Запах от такого кофе волшебный, а вкус еще лучше.
— Баб Яга, а сколько тебе годков? — спросила Аленка, зевая в ладошку.
— Годков? Ну, почитай, немало. И вообще, зови-ка меня бабушкой Ядвигой. Ягой я когда еще была, году в 675? Молодая я тогда была совсем, злилась, что меня в лес сослали. Ну и что, что у меня нос большой! Как будто у других людёв недостатков нету. Вон, у Елисея голос писклявый, а у Василисы Премудрой все из рук валится, не приучена девка к работе. Только свои тегралы считать умеет.
— А как Василиса Премудрая за Кощея решилась замуж выйти? — задала Аленка давно интересовавший ее вопрос.
— Ну, она ж Премудрая, а не Прекрасная. Есть у ней голова на плечах. Посчитала, сколько у Кощея богатств. Поняла, что от бессмертного детки хорошие родятся, неуязвимые. Да и полюбила. Сам Кощеюшка, конечно, долго от шока отходил: Василиска-то ему и свидания романтические устраивала, и завтраки в постель носила, но добилась-таки своего. Живут вместе душа в душу уж не первый годок.
— Здорово как, — улыбнулась Аленка и за Кощея с Василисой порадовалась. — А кикимора? Подруга ваша? Хорошая она?
— А то ж, — сонно ответила баба Яга, — кикимора подруга верная. Уж сколько мы с ней бок о бок прошли, сколько пережили… Хр-р-р… Хр-р-р…
— Бабушка? Эх, уснула.
Аленка накрыла бабу Ягу пледом, а сама притаилась. Все ж вора поймать надо.
И в час перед рассветом, когда в сон крепче всего тянет, увидела Аленка, как на деревце волшебное с неба спускается синяя птица с лицом человеческим. Крылом сочные персики сбивает, а потом крепкими зубами их грызет прямо вместе с косточкой и плодоножкой.
— А ну кыш, кыш! — крикнула Аленка и руками замахала.
Птица укоризненно поглядела на Аленку человечьими синими глазами, быстро-быстро персик доела и в небо взмыла.
— Вот это да! — сказала проснувшаяся баба Яга и потерла глаза. — Гамаюн! Я уж думала, они все улетели в Тридевятое царство, где волшебства побольше.
— Гамаюн?
— Птица особая. Добро предвещает, счастье, только спугнули мы ее. А персики ворует, потому что только волшебную еду может есть.
— Жалко как, что улетела, — расстроилась Аленка.
— Ничего, мы ее завтра подождем. Голод — не тетка, прилетит наша птичка ишшо, — уверенно сказала баба Яга, а потом набрала корзину спасенных персиков и отправилась домой — высыпаться. Все ж таки в таком почтенном возрасте спать под барбарисовым кустом не очень приятно.
…Баба Яга была права. Гамаюн на следующую ночь тоже прилетела. Прокралась незаметно: боялась голодная птичка, что опять прогонят. Только к яблочку потянулась, глядь — у самых корней дерева лежит что-то. И пахнет вкусно. И красивое такое!
— Пирог! — ахнула Гамаюн.
— Не бойся, кушай. Это я для тебя состряпала, бедняжка, — сказала баба Яга, выбираясь из-под барбарисового куста.
Гамаюн не верит — сидит на верхней ветке, на пирог глядит, но боится. Немало ее от волшебных деревьев и огородов гнали. Не верит синяя птица больше в доброту.
— Ты кушай, милая, не стесняйся, а я домой пойду. Завтра еще пирогов принесу, ты только персики с дерева не ешь. Они же немытые все-таки, да еще и чужие, — сказала баба Яга, поклонилась синей птице и ушла.
Правда, недалеко уйти успела. Гамаюн пирог весь съела и за бабой Ягой полетела, а потом вообще на тропинку перед ней опустилась, крылья сложила.
— Благодарствую, — красивым голосом пропела синяя птица, и перышки ее заблестели, засверкали, словно из сапфиров были сделаны, — случится у тебя, бабушка, счастье теперь. А если дозволишь мне с тобой пожить, что счастье у тебя всегда будет.
— Счастье у меня и так есть, а ты живи, конечно. Утро вот уже, айда тесто на оладушки ставить, — сказала баба Яга и зашагала к своей избушке.
— С персиками оладушки? — с надеждой спросила Гамаюн.
— С персиками, — кивнула баба Яга, — а потом пирог именинный печь будем. Тож персиковый.
Гамаюн взмахнула синими крыльями и полетела вслед за бабой Ягой в ее избушку на курьих ножках. Да и кто бы устоял против рецепта из тетрадки с ананасами на обложке?
Сказка четвертая. О прекрасных принцессах и прекрасных кикиморах
— Ох, годы мои, годы, — ныла кикимора, — старая стала, уж рассыпаюсь вся.
— Не ной, — отвечала баба Яга и прикладывала к талии отрез ткани для нового сарафана, — мы с тобой в один год родились.
— Тут болит, там стреляет… Ягуша, ты б мне хоть настойку целебную какую дала б.
— Симулянтка! — засмеялась баба Яга. — Заради настоек моих на все готова! Ну, говори, тебе какую? На малинке? На абрикосах? На мухоморах?
— Травяную хочу, с медом, как в том году, — тут же выздоровела кикимора. Она даже прихорашиваться начала. Носик зеленой пудрой припушила, глазки подвела болотной подводкой, духами шею побрызгала.
— Красавица! Королевна! — сказала кикимора, в зеркало на себя глядючи. — Но чего-то не хватает.
Аленка прищурилась.
— Косы бы вам заплести, — задумчиво сказала она, и кикимора тут же вручила ей в руки гребень.
— Да я лет на двести помолодела! — восхитилась кикимора, Аленкиной работой любуясь. — Картинка! Принцесса!
— Ау! Ау! Есть тут кто-нибудь?! — вдруг раздались жалобные рыдания совсем рядом с болотом кикиморы.
Аленка выглянула посмотреть.
— Там девица в бальном платье, на торт со взбитыми сливками похожа. Ходит по болоту, плачет, — сказала она.
— Ты кто такая? Зачем на моих болотах клюкву пугаешь? — крикнула из своей норы кикимора.
Девица в пышном белом платье испуганно вздрогнула, но остановилась и сделала реверанс.
— Я — ее Высочество Принцесса Тридесятых земель, — скромно сказала она и еще раз сделала реверанс.
— Вот это да! — сказала баба