Чудом удерживая в одной руке сразу три бокала, к нам плыла Триста. Сломанная в детстве нога неправильно срослась, и наша подруга сильно прихрамывала, однако трость лишь помогала ей прокладывать путь сквозь толпу подвыпивших пассажиров. Она вручила нам по стопке виски и расправила черное с бисером платье, болтавшееся на худых бледных плечах.

– Молодцы, сумели-таки раздобыть костюмы. А галстуков не надо?

Я пожал плечами:

– Галстуки? Они… гм… сковывают движения.

– Ага, как собачьи ошейники, – подтвердил Роджер. – Триста, ты же не хочешь надеть на нас ошейники?

– И выгуливать на поводке? Нет уж, увольте.

Мы с Роджером насмешливо переглянулись поверх ее головы. Мы путешествовали вместе уже три года, и Триста до сих не решалась признаться, как мы ей дороги.

Я с любопытством принюхался к напитку.

– Ты раздобыла скотч? Может, припрятать его?

– Видишь вон того мужика с бакенбардами? – она кивком указала на плотного джентльмена в дорогой фетровой шляпе. – Арти Вудс, бывший комиссар нью-йоркской полиции. А вон тот, с усами, это сенатор Колдер. Голосовал за сухой закон.

– И оба уже изрядно накачались. Лицемеры чертовы. Привет! – Они взглянули в нашу сторону, и Роджер помахал им, ослепительно улыбаясь. – Пусть сколько угодно притворяются, будто власть на Шармане регулируется законами Нью-Йорка, но, если бы и вправду было так, эти жирные коты потеряли бы миллионы долларов.

– Восемнадцатая поправка к Конституции на Шармане не действует, – твердо заявила Триста. – Уж моя-то семья приложила к этому руку.

Триста тоже родилась и выросла на Шармане и приходилась дочерью самому мэру Хроносу, но была изгнана из семьи. На мой вопрос, разрешили ли ей вернуться, она ответила своей убийственной улыбкой и промурлыкала: «Пусть попробуют меня не пустить».

– Предлагаю тост!

Роджер вскочил на самый верхний поручень, опасно пошатнулся под испуганные вскрики наших спутников по парому, но сумел вернуть равновесие.

Триста горько вздохнула:

– Ну вот, опять.

– За первое путешествие Джеймисона на Шарман! – Глубокий голос Роджера привлек всеобщее внимание. Я всегда считал, что он притягивает взгляды из-за длинных шрамов, тянущихся через всю золотисто-коричневую левую щеку до самого подбородка. Все встречные действительно глазели на его шрамы, но притягательность Роджера крылась не в этом. Он говорил мне, что дело в его магии. Людей тянет к Ревеллям, как мотыльков к пламени. – Мой священный долг как уроженца Ночной стороны – стать святым покровителем твоих разнузданных похождений. Ну как, Джеймо, похож я на настоящего проповедника?

Я почтительно склонил голову:

– Я словно опять очутился в приюте Сент-Дуглас.

– Великолепно. Моя первая заповедь: не пей ничего, что приготовили люди с рогами.

Можно подумать, они с Тристой до сих пор не предупреждали меня об Эффиженовых коктейлях. Семейство Эффижен обладало даром усиливать любые качества. Они могли создать самую вкусную на свете голубику, сосредоточив вкус дюжины ягод в одной-единственной. Или состряпать рюмочку джина крепостью в шесть рюмок. Однако у любой магии есть своя цена, и остальные пять порций джина обращались в прах. Во времена сухого закона такие рецепты кажутся немного расточительными, но на Шармане удовольствие всегда ценилось выше практичности.

– Вас понял, – отозвался я. – Держаться подальше от рогатых барменов.

– Правило номер два, – продолжал Роджер. – Никому не давать драгоценных камней.

– Запросто. У меня нет ни одного.

– Вот видишь? – Триста похлопала меня по спине. – Бедность снова играет нам на руку.

Роджер кивком указал на мой пиджак:

– Моя семейка за версту учует брошку твоей матери.

Я прикрыл карман ладонью. Родители оставили мне в наследство всего лишь два предмета: усыпанную драгоценными камнями булавку в виде полумесяца да фотографию, на которой мы все трое стоим на берегу моря возле старой дощатой пристани, украшенной причудливым узором из прямоугольников. Мама заворачивала брошку в фотографию и носила у сердца.

– Сам знаешь, я с ней ни за что не расстанусь.

– Правильно. Наша семейная магия не работает на краденых камнях, но все же будь начеку. На острове Шарман магия набирает силу. До чего же мне хочется снова предстать во всей своей мощи! – Он похлопал себя по карману, и там зазвенели мелкие драгоценные камушки – официальная валюта Шармана.

Триста облокотилась на поручни:

– Самый длинный тост на свете. Давайте уже выпьем.

– Хорошо, – сверкнул глазами Роджер. – За то, чтобы мы не тратили впустую ни секунды этой прекрасной жизни.

– Аминь, – заключила Триста и залпом опрокинула бокал. Мы с Роджером тоже.

Паром затянуло в один из водоворотов, кружащихся возле берегов острова. Мое сердце забилось быстрее. Шарман всегда был окутан мифами и легендами, которые шепотом рассказывали старшие мальчишки в Сент-Дугласе. Святые отцы на всех картах перечеркнули толстым крестом крохотную точку в Атлантическом океане. Однако Шарман никуда не исчез.

Я обернулся к друзьям, но они не отрывали глаз от острова. Не сказать, что им очень хотелось возвращаться, однако сухой закон на материке закрыл для нас множество привычных злачных мест. А ради великолепных представлений, какими на Шармане знаменуют открытие сезона, Роджер и Триста, по их словам, готовы были пойти на все, даже стерпеть неодобрительные взгляды родителей. Но может быть, это было лишь хорошим предлогом для возвращения домой.

Домой.

В груди заныла привычная тоска. Покинув приютские стены в шестнадцать лет, я ни минуты не скучал по Сент-Дугласу, особенно после знакомства с друзьями, которые помогли мне понять, что жизнь – штука безграничная и яркая. И вот уже три года мы путешествуем, окунувшись в приключения с головой. Неужели с их возвращением домой это закончится?

И если все-таки закончится, то что делать мне?

Роджер смотрел на Шарман, как голодающий на отравленный плод.

– Перед высадкой надо как следует поднакачаться.

Триста длинным выдохом сдула челку:

– Мне тоже.

Когда мы наконец ступили на сходни, у меня перед глазами все кружилось.

– Добро пожаловать на Остров Греха! – прогудел встречавший нас человек могучего роста и телосложения. Публика радостно загалдела и потащила нас вперед, навстречу запаху свежих пончиков, пробивавшемуся сквозь соленый океанский бриз.

На краю порта, оглушительно лязгая цимбалами, громыхал оркестр. Я закинул одну руку на плечи Роджеру, другой обнял Тристу, и мы побрели по причалу.

– Ну, что скажешь? – крикнула мне в ухо Триста, ловко увернувшись от акробата на ходулях.

– Потрясающе! – выдохнул я. – Никогда не видел так много народу.

– Все они прибыли на открытие сезона. – Роджер указал на развешенные повсюду афиши, на которых была изображена девушка невероятной красоты: утонченное лицо, молочно-белая кожа и темные кудри, ниспадавшие на туго обтягивающее платье сливового цвета. «Сегодня вечером выступает Лакс Ревелль» – гласил текст. Взгляд красавицы следовал за нами до самого конца причала.

Я был не в силах оторвать глаз от ее вишневых губ и споткнулся о выпавшую доску.

– Мы туда пойдем?

Роджер мрачно расхохотался:

– Еще одно правило для тебя, Джеймо: не влюбляйся в Ревеллей.

– Премного благодарю, я вполне способен насладиться обществом прелестной девушки и не втюриться по уши.

Триста выгнула бровь:

– А как же Бетти?

Приятное гудение у меня в голове внезапно смолкло. После двенадцати лет, проведенных в приюте для мальчиков, Бетти стала первой, с кем я поцеловался. И, естественно, я решил, что мы должны пожениться.

– Бетти была…

– Ошибкой? – Триста оперлась на руку Роджера. – Самым большим разочарованием?

– Назидательным уроком? – подсказал Роджер. – Благодаря которому ты понял, как не надо?

И очень суровым уроком. Я, как последний дурак, таскался за ней по пятам, став предметом всеобщих насмешек.

– Ну, нынче я решительно склоняюсь к холостяцкой жизни.

– Еще бы, – хмыкнула Триста.

Опустилась ночь. Мы брели по набережной, и музыка заглушала тихий плеск волн. Долговязые ребята с лоснящимися щеками, в кепках-восьмиклинках, выгружали с причалившего парома ящики яблок, мешки с мукой и другие товары из Нью-Йорка.

Роджер остановился поторговаться с парой полураздетых женщин в разноцветных шляпах, а я принялся изучать отблески фонарей в воде. Не то чтобы я никогда не видел обнаженную грудь – видел, но не в таком изобилии.

Надев свежеприобретенные туристические шляпы, мы продолжили прогулку по набережной. Роджер указал на человека в роскошном черном костюме, беседовавшего с двумя полицейскими.

– Это кто, один из Хроносов?

Триста замерла:

– Это мой брат.

Мы с Роджером переглянулись. Триста редко рассказывала