Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и это оказалась обыкновенная светящаяся в ночи гнилушка…
Он не хотел, не мог поверить в происходящее и всю долгую безумную ночь метался по заросшему лесу от одной блестящей точки к другой. Как загнанный зверь, не чувствуя боли, не замечая полученных ран и струящейся крови, он был нацелен лишь на одно — спасти взлелеянную, но ускользающую мечту.
Увы, среди мерцающих огоньков не было его путеводной звезды. Прозаические болотные гнилушки обманчиво сияли во мраке таким, казалось бы, искренним и тёплым светом.
Верные друзья нашли его только ранним утром, когда с робкими лучами солнца по всему болоту погасли ночные светящиеся точки. Первый сидел на пыльной обочине, прислонившись спиной к замшелому придорожному камню, и смотрел в чащу леса отрешённым взглядом. Никакие уговоры, никакие разумные доводы не сдвинули его с места.
Жизнь и прежде не баловала радостями и роскошью. Но всего лишь одна ночь глумливо-подлого обмана сломила его окончательно. Это была последняя предательская капля, упавшая в переполненную чашу невзгод. Смертоносная, всепоглощающая горечь выплеснулась в душу, опустошая и уничтожая то светлое и живое, что тщательно лелеялось все прожитые годы. Он потерял сначала хрупкую надежду, а затем и так долго сберегаемая вера покинула его.
Та беспощадная ночь сделала из Первого духовного старца, ни на что более не способного. Да, в бурлящем страстями, предательском мире бродят ещё одинокие пилигримы, и порой они находят долгожданное затерянное счастье, и встречают сияющие, немеркнущие звёзды своей мечты… А ему — ему теперь хотелось лишь тишины, спокойствия и полного одиночества. Чтобы никто и ничто не напоминало о прошлых надеждах и желаниях.
Единственной его отрадой и жизненной пристанью стали теперь поздние безлунные вечера. В это время на болоте сквозь медленно сползающий туман можно разглядеть трепещущий блеск светящихся точек, так похожий издали на свет прекрасных звёзд…
Их осталось трое. Но им не суждено было долго идти втроём. Поздним вечером они в очередной раз сидели у догорающего костра. Дрова медленно превращались в кучку раскалённых углей и золы, а размеренно текущий разговор — в череду задумчивых взглядов и затянувшихся пауз. Второй из оставшейся троицы загляделся в бездонное небо, которое тёмным бархатным колпаком нежно накрывало засыпающую землю.
Величественная красота бесконечного пространства завораживала. Но вдруг будто мощный электрический разряд пронзил его тело… Глазам стало больно от невиданного ярко-голубого сияния. Великолепная звезда полоснула по диагонали через весь небосвод и упала где-то совсем неподалёку. Это был один миг, всего лишь миг, очаровавший его и погрузивший в трепет. И Второй устремился искать свою несравненную звезду, скатившуюся, казалось, за соседний лес.
Он искал её всю оставшуюся жизнь. Его встречали в этих местах измождённым стариком с длинной белой бородой и воспалёнными, глубоко запавшими, обезумевшими глазами. Он ходил по окрестным деревням с огромным посохом, зажатым в жилистой дрожащей руке, и худосочной полотняной котомкой за сутулой спиной. Местных жителей он бесконечно расспрашивал о некогда упавшей где-то здесь загадочной звезде.
Вначале над ним только безобидно посмеивались — мало ли бродит по земле всяких чудаков, и не таких видывали. Иногда его скудно кормили, пускали в дом, слушали, улыбаясь, его удивительный рассказ о прекрасной звезде. Изредка, в непогоду, ему позволяли оставаться на ночлег.
Шли годы, его постепенно стали считать больным стариком, скатывающимся к неизбежному сумасшествию. Уже, от греха подальше, ему не давали переступить порог обитаемого жилища. Женщины, завидев его на дороге, прятали по домам играющих на улице ребятишек, наглухо запирали ворота и калитки.
А потом кто-то — то ли случайно, то ли по злому умыслу — распустил слухи, будто он проклят на вечные скитания. Якобы в благополучные дома, где останавливается, он приносит несчастья, а деревню, приютившую его по доброте душевной, одаривает многолетним голодом и неурожаем. К тому же, говаривали досужие люди, от его безумного пронизывающего взгляда дохнет скотина, а дети начинают хворать.
Теперь его стали гнать отовсюду. Мечтать о ночлеге в ненастные ночи уже не приходилось. При его приближении цепные собаки как по команде поднимали вой, а дети, громко хохоча и дразнясь, беспрепятственно бросали в него палки и камни.
Второй умер тихо, привалившись к плетню на окраине одной маленькой деревушки. Несколько самых сердобольных и богобоязненных сельчан отнесли его легковесное, настрадавшееся тело за деревню, на опушку леса, выгоревшую когда-то, как говорили старики, в результате жуткого пожара.
Там, чтобы лишний раз не копать могилу, его опустили в глубокую круглую яму, не то вырытую невесть кем, не то появившуюся по неизвестной причине в одну ночь со знаменитым зловещим пожаром. Креста на могиле не поставили, а чтобы покойник после смерти не бродил по окрестностям, не пугал никого и не приносил местным жителям новых бед, привалили могилу большим камнем. Эту глыбу, отливающую холодным серебристым блеском, подняли со дна той самой ямы. И в первую же ночь, к неописуемому ужасу суеверных жителей, камень пронизал темноту бледно-лунным слепящим светом.
С тех пор место объявили проклятым и запретным. Со временем оно обросло жутковатыми легендами, и ещё долгие годы эти россказни наводили на людей животный страх.
Больше всего доставалось путникам, которые принимали яркое свечение за огонь человеческого жилья и в надежде на желанный ночлег сворачивали с дороги. Всю безумную ночь в панике плутали они по лесу под впечатлением от холодящей кровь картины — одинокой, светящейся лесной могилы.
Самые невероятные слухи стали расползаться по округе. Матери пугали этим местом своих недотёпистых отпрысков и строго-настрого запрещали детям приближаться к злополучной поляне, где покоилось тело бедного искателя звезды счастья. Находились и очевидцы того, как однажды прямо с неба упала огромная звезда, осветив всю округу ярким сиянием. Никто, правда, им особенно не верил.
А двое верных друзей не осуждали товарища, покинувшего их в одночасье. Они-то знали, что он не потерял разум и не получил проклятия. Потому что тоже видели его звезду, которая однажды вспыхнула и через миг упала как будто бы за ближайшим лесом.
Эти двое продолжали свой нелёгкий путь. Они шли бесплодными пустынями неудач, мрачными лесами забвений, выжженными степями напрасных стремлений, длинными дорогами огорчений. Их больно хлестали дожди горьких слёз, окутывал плотный туман сомнений. Но и голос надежды звучал для них в дороге, и потому они упорно шли и шли вперёд.
И вот однажды их взору предстал раскинувшийся в живописной долине город. Он сиял и переливался разноцветными огнями, утопал в густом аромате чудесных цветов и вечнозелёных кустарников. Окружали город коромысла семицветных радуг.
Радость наполнила исстрадавшиеся,