– Мой первенец, – представил дед тетю Бугго.

Целый миг темные, зеленовато-коричневые глаза хедеянца смотрели в белые, с прыгающими от волнения зрачками глаза девочки. И хотя перед ней был всего лишь человек, уязвимый и смертный, взгляд этих чужих глаз, из души в душу, напрямую, минуя преграды плоти, показался ей едва ли не ужаснее встречи с открытым космосом.

Незнакомец улыбнулся, моргнул, выговорил какую-то пустую приветливую фразу, и очарование разрушилось, оставив по себе только зарубку в памяти девочки. И все трое вошли в бар.

Там оказалось совсем не так, как представлялось снаружи: уютно и забавно, как если бы все посетители вдруг волшебным образом очутились внутри игрушечного электрокамина. Вокруг тихо мерцали теплые огоньки и все напоминало о том, что здесь-то звездные волки, несомненно и однозначно, дома, среди знакомых предметов, какие найдутся в каждом жилище. Дед взял для всех троих легкое полпиво. Мужчины почти не обращали на Бугго внимания – вполголоса разговаривали между собой о чем-то незначительном. Потом чужак купил девочке конфеты. Бугго любила сладкое. В память о том вечере она сохранила фантики. Один, весь истрепанный, она вложила в тетрадь, где начала свои записки (пользуясь соседством наших комнат, я вскоре сделался первым их читателем).

«Императрица Эхео» бесследно пропала – потерялась среди галактик. Никто так и не выяснил, что с нею случилось. Это придало завершенность первому прямому прикосновению тети Бугго к космосу. Она исследовала, сколько смогла, свою душу и обнаружила там достаточно сил, чтобы выйти навстречу вселенной и встретить там прямой и страшный взгляд незнакомца – то самое, пугающее, обнаженное, не имеющее пределов.

Дед не противился желанию первенца поступить в Звездную Академию – напротив, всячески этому содействовал.

Оказавшись в числе курсантов в основном благодаря протекции (дед, разумеется, и там отыскал двух фронтовых товарищей и несколько дней одурял их воспоминаниями и домашней наливкой), Бугго училась спустя рукава, по нескольку раз пересдавая экзамены, и в конце концов получила назначение на тихоходный грузовой корабль, возивший древесину с Эльбеи в Шестой и Третий сектора, на Хедео и Лагиди, а оттуда – медь и сахарную свеклу.

Корабль назывался «Ласточка» и был когда-то военным, но очень давно. Остались орудийный отсек, оружейный склад (превращенный в обычный грузовой трюм); в рубке сохранилось место боевого штурмана. Имелась даже панель с мониторами наведения и сильно запыленная голограмма красавицы в шляпе с букетом и птицами, принадлежавшая одному из штурманов былого – их имена, процарапанные иглой циркуля, до сих пор читались над столом в маленькой кают-компании.

Летная специальность Бугго значилась в дипломе «навигатор»; однако назначение на «Ласточку» многое меняло. Строго говоря, для старенького сухогруза, который вот уже девятнадцатый год совершал одни и те же рейсы на небольшие расстояния, не требовался даже обычный штурман. Поэтому Бугго, еще не ступив в рубку вверенного ей корабля, уже нацепила капитанские нашивки. Ее обязанности были немногочисленны и однообразны. В начале рейса она должна была сообщать маршрут бортовому компьютеру и распределять вахты, на которых дежурные офицеры будут бессовестно спать.

В подчинении Бугго теперь находились: грузовой помощник Караца, младший навигатор (он же офицер связи) Хугебурка, повар (он же судовой медик) по имени Пассалакава и восемь человек курсантов.

Караца был долговяз и морщинист; во всяком подозревая наклонность к расхитительству, он отличался угрюмым характером и на любое, самое несущественное замечание оскорблялся тяжело и безмолвно. Однако этому человеку не нашлось бы равных в общении с докерами в портах Лагиди и особенно Хедео, где сильны были, помимо обычного воровства и лени, расовые предрассудки.

Пассалакава был северянин из Люксео: жирный, с иссиня-черной кожей, лысый, вечно засаленный и шумный. Он начал знакомство с новым капитаном с того, что уронил на нее масляный пирожок, из которого немедленно высыпалась на новенькую форму Бугго мясная начинка. Пассалакава был никудышный повар, а врачом считался лишь потому, что хранил у себя в каюте медикаменты; однако из торгового флота его не списывали, поскольку замены Пассалакаве на «Ласточку» не находилось.

Младший навигатор Хугебурка встретил Бугго в порту, когда та, хрустя свежей, только что со склада, летной курткой с неразглаженными стрелками, взволнованно шагала в сторону торговых причалов. Когда он выскочил из-за угла и преградил ей дорогу, она испугалась и не сразу смогла взять себя в руки даже после того, как незнакомый офицер отсалютовал и представился. Он сделал это таким грустным, почти безнадежным тоном, что Бугго охватили дурные предчувствия.

– Старший навигатор Бугго Анео, – не без усилия выговорила она наконец. – На должности капитана «Ласточки».

– Значит, это вы, – вздохнул Хугебурка. – Позвольте проводить вас на корабль.

Хугебурка был старше Бугго лет на десять. Худой и невысокий – хоть и выше Бугго почти на полголовы, – с ранними морщинами у глаз и рта, он выглядел пообносившимся, потертым, как вернувшиеся из похода брюки.

Хугебурка был неудачником. Несколько раз его отдавали под суд и понижали в должности.

Впервые это случилось из-за женщины. Тогда Хугебурка – такой же новенький, похрустывающий и полный надежд, как Бугго, – получил свое первое назначение: вторым штурманом на «Гордость Гэтао», прекрасный боевой корабль. Поскольку война закончилась, «Гордости» предстояло блистать на парадах и демонстрировать свои стати и выучку офицеров во время маневров, а ее команде – мирно обрастать чинами.

Хугебурка, закончивший Звездную Академию с отличием, сразу же показал себя с наилучшей стороны. А через полгода у него с одной девицей, мичманом Капито, начался бурный роман. Спустя два месяца этот роман завершился безобразной сценой в офицерской кают-компании. Участниками сцены стали, помимо Хугебурки, двое артиллеристов и старший помощник капитана. Во время суда чести Хугебурка взял всю вину на себя.

Неизвестно, на что он рассчитывал. Во всяком случае, явно не на то, что произошло после. Капито скоропалительно заключила брак с одним из участников скандала и вышла в отставку, а Хугебурка был понижен до боцмана и переведен на «Стремление» – заслуженный боевой корабль, далеко не такой роскошный, как «Гордость Гэтао», но все же довольно престижный. Два года Хугебурка исправно разбивал кулаки о матросские зубы, пока ему наконец не вернули офицерские погоны и не допустили в рубку.

На «Стремлении» о нем кое-что знали. Хугебурка слыл грязным типом, и некоторые отказывались садиться с ним за один стол.

С особенной брезгливостью относился к нему старший лейтенант Сигниц. Принимая у Хугебурки пост, он всегда протирал панель салфеткой, которую затем выбрасывал, а однажды, сдавая ему вахту, не снизошел сообщить о сбое сканера наружного наблюдения. Сбой произошел за два часа до окончания вахты Сигница и вскоре повторился. Вполне доверяя показаниям приборов, Хугебурка не воспользовался ручным визиром, результатом чего стала авария. Погибло несколько человек, в том числе – Сигниц.