бравым стрелком был, и даже царство это от нападения чуда-юда, змея-горыныча, избавил. Но и проштрафился, тогда же, он сильно! Ему в награду царь тамошний царевну, дочь свою, в жёны присудил, а он наотрез отказался. Взял вместо этого бочку портвейна, да с дружками своими и распил! Ну и после эдакого позора, его оттуда изгнали, а точнее он сам к нам…

– Подожди-ка, милок, – прервал царь первого министра, – вот ты говоришь ПОНАРОШКУ замуж Несмеянушку нашу за него, а ежели он с нашей девочкой ЧЕГО-ТО сделает?

– А нет! Нет-нет! – протестующе замахал на них руками главный советник, – этого нет! ЭТОГО он не сможет! Потому что, та царевна на него так обиделась, так обиделась, что пока он пьяненький "в отключке" валялся в избушку его пробралась и всё его "хозяйство" деревянной колотушкой…, в клочья в-общем…, он с тех пор, даже "до ветру", "по-маленькому", только сидя…

– Ох-ох-ох! Беда, беда то какая! – сочувственно закивали головами царь да царица, – а не озлобился ли он после этого?

– Кто? Иван-дурак? Нет что вы! Добрейшей души человек, как был так и остался! Ему самое главное было бы чего выпить, да закусить. Вот мы и ему, вместе с царевной, самогонки литров десять, да бочонок огурцов, подгоним, вроде б как, подарок свадебный! Как раз ему где-то на неделю хватит, а больше и нельзя, потому как, через неделю он до зелёных чёртиков допьётся, тогда то и царевна глядишь от ГОРДЫНИ своей очухается.

На том и порешили. Как только объявили супруги о своём решении своей доченьке ненаглядной, то она прям и остолбенела и дар речи потеряла. Стоит выпучив глазищи и как рыба рот разевает, а сказать ничего не может, горло от бешенства перехватило, слова в нём застревают и наружу не выходят. Так и свезли её остолбеневшую, под белы рученьки, в полуразвалившуюся и гнилую избушку Иванушки-дурачка, вместе с бочонком солёных огурцов и двумя пятилитровками мутного самогона.

Иван самогону, да огурцам оченно обрадовался, а вот Несмеяне – не очень. Посмотрел на неё недовольно, сморкнулся прям ей под ноги, да и сказал:

– Невелика конечно радость, но за такое количество бухла можно и потерпеть.

Сказав сие, опрокинул полстакана самогонки, выловил из бочонка огурец и смачно им похрустывая полез на печь.

– Эээ! Эээ! – закричала вслед ему Несмеяна, – холодно мне! Печь бы хоть затопил, мужичина неотёсанный!

– Тебе надо – ты и топи, – гоготнул в ответ Иванушка, – а мне и так теплым-тепло, пока в животе "горючее" булькает, – рассмеялся укрываясь овчинным тулупом и тут же богатырски захрапел.

Делать нечего. Натаскала царевна дров, попыталась печку растопить, а никак. Мучилась, мучилась все руки позанозила, так и не получилось у неё ничего. А тут и вечер, стемнело, ночь наступила зимняя, да холодная. Ворочается царевна на лавке, ворочается, мёрзнет сил нет, зуб на зуб не попадает. А Иван тем временем ещё, да ещё самогоночки хлопнув, на печи хоть и холодной развалился, и ажно пар от него идёт.

"Может на печи то, хоть и нетопленная она, потеплее будет?", – подумала царевна Несмеяна, – "может залезть туда, к мужику этому? Не замерзать же!"

Подошла она к печке и говорит:

– Иван, а Иван…, слышь ты, дурень! Слышь, али нет?!

– Чё тебе?

– Пусти на печь погреться, а то совсем околела я.

– А это завсегда пожалуйста! – с готовностью рассмеялся Иванушка, – места не жалко! Да и жёнушка ты законная, считай хозяюшка, где хочешь там и… Но-но-но! – притворно испуганно полез подальше от разгневанной царевны в тёмный угол, – никто к тебе даже и пальцем не прикоснётся! Ни о каком супружеском долге и речи быть не может! Что я совсем дурак что-ли, с такой ЗМЕЮКОЙ обниматься?!

Ну вот, вроде в улеглись, царевна мало-мало пригревшись, несмотря на вонь грязного, давно немытого тела мужицкого и перегара сивушного, даже задрёмывать начала, как тут Ивашка, сквозь сон, то бишь не просыпаясь, начал смачно так попёрдывать приговаривая:

– Нюхай, дружок, "хлебный душок"! Нюхай весь, у меня ещё есть!

И как ни пинала его царевна Несмеяна, как ни колотила, он даже и не проснулся. Вот и пришлось ей с печки слезть и всю ночь, как юла, на лавке от холода крутиться.

Так и промучилась она целую неделю, хоть и на второй, да на третий день, и после, потеплее было, потому как Иван сам мёрзнуть не желая печь всё-таки мало-помалу протапливал.

Так что, когда через неделю, сидела царевна забившись в уголок и с ужасом смотрела как Иванушка кидается по всей избе из угла в угол с оловянной кружкой в руках и чертей ею ловит: "зелёненькие, Несмеянушка! Да какие сладенькие, ням-ням-ням!", так увидав входящих в избу отца с маменькой, да первого министра, сразу же им в ноги повалилась, прощения прося.

Ну те, конечно же её простили и приласкали. А царевна, имечко которой с тех пор поменяли с Несмеяны на Забаву, нисколечко на них за эту НАУКУ не обиделась, а стала всегда такая весёлая, да вежливая со всеми. И даже Иванушке-дурачку, как-то пришедшему во дворец с просьбой похмелиться, с поклоном рюмочку коньячку преподнесла и велела завсегда до неё его впускать, как тому вдруг охота будет.

А потом, прослышав о такой перемене в бывшей ранее царевне капризной, потянулись во дворец женихи один другого краще. И из них одного выбрала себе царевна Несме…, тьфу ты чёрт!, ЗАБАВА, Забава, конечно же, и вышла за него замуж, не понарошку, а уже ПО НАСТОЯЩЕМУ.

И был у них пир на весь мир, я там правда не был, но слыхать слыхал, что Иванушка-дурачок опять упился "до чёртиков" и оченно всех веселил бегая по всему дворцу со своей оловянной кружкой.

Сказка пятая «Русалочка». ("Добрая" народная датская сказка до переделки её Хансом Кристианом Андерсеном)

"Я помню чудное мгновенье…"

(Ага, он самый, который бабник ещё тот)

Где-то, далеко-далеко, в самых потаённых глубинах самого большого мирового океана, сияет призрачным светом сказочный дворец. И живут в этом невероятной красоты дворце, сказочно красивые существа. Женщины. Кто-то их называет сиренами, кто-то русалками, кто-то нимфами или наядами, короче кто во что горазд, как только их не обзывали, мы же их, по общепринятому, назовём морскими девами… Чего это там такое? Кто там бормочет о том, что девами могут называться только физиологические девственницы, а ундины, согласно мифам, очень даже способны к совокуплению с мужиками, и следовательно… Ладно! Всё! Короче не будем спорить, пусть будут просто русалочки, а девы они или нет, это уж как Бог знает! А