Группа небольшая, всего‑то дюжина всадников. Но с другой стороны, уж больно они демонстративно выставляются напоказ. Как бы не оказалось, что вторая дюжина в этот момент сжимает клещи над белыми, столь беспечно ведущими себя в землях арачи. Очень даже может быть, с пинков станется. И потом, три карабина, шесть револьверов, три верховые лошади и две вьючные, вполне приличная добыча. Пинки бывало рисковали своей шкурой и за куда меньшее.

— Парни, уберите оружие, — вздевая повыше шест с привязанной к нему белой шкурой, приказал Мойсес.

— С оружием оно как‑то спокойнее, — возразил было Ралин.

— Спрячьте говорю. Эта шкура для арачи и так значит очень мало, а тут еще и вы с оружием в руках. Будем вести себя спокойно, есть вариант, что нас хотя бы выслушают. А если вы не успокоитесь, то пришибут без лишних разговоров, — поудобнее перехватывая шест с белой шкурой и вздымая ее повыше, приказал лан Ариас.

— Ох, Мойсес, надеюсь, ты и теперь знаешь, что делаешь, — пряча оружие обратно в чехол, произнес Ралин.

Нэйл, скрепя сердце последовал примеру товарища, демонстративно тяжко вздохнув. Покладистость этих мужчин, которые никак не походили на представителей из трусливого десятка, могла показаться удивительной. Но между тем, объяснялось это просто. За многие годы, они привыкли доверять своему нанимателю, который за все это время никогда не производил впечатления глупого человека.

Однако, на этот раз наемникам пришлось усомниться в его прозорливости. Едва подъехав к белолицым всадникам, арачи ловко сбили их на землю, где весьма профессионально связали, нисколько не заботясь о комфорте пленников. Столь же ловко они обчистили их, быстренько прикарманив все, что представляло хоть какой‑то интерес. Ну, не оставили голыми и на том спасибо, а то мало ли.

— Я Мойсес, и прибыл в земли арачи, чтобы говорить с вашим верховным вождем.

— Молчи, белокожая собака.

Удар у командира отряда арачей поставлен знатно. К тому же бил он явно вкладывая в него свою ненависть. Впрочем, если краснокожие относятся к белым с ненавистью, то что же говорить о черных. Видать сумел проявить себя беглый раб, раз уж командует отрядом, в котором и впрямь оказалось не меньше двух дюжин. Арачи принимали к себе беглых чернокожих и считали их за равных, кстати в отличии от тех же куроки. Скорее всего тут дело в том, что племя получало взрослого и крепкого мужчину, к тому же такого, который до последнего будет сражаться с любыми врагами за обретенную новую семью. Только потерявший все, обездоленный и превращенный в ничто, может по достоинству оценить подобное приобретение.

Чернокожий был весьма крупного телосложения, но и лан Ариас не отличался худосочностью. Поэтому несмотря на то, что он немного поплыл, и затряс головой как конь гривой, на ногах все же устоял. Данное обстоятельство было принято одобрительными криками арачей, которые не могли не оценить стойкость пленника. В них взыграло благородство воинов? Как бы не так. Нет, по своему они были благородны, этого у них не отнять. Но вот в этот момент они обрадовались тому, что место у их тотемного столба займет достойная жертва, по настоящему сильный мужчина, а не беспрерывно скулящий шакал.

— Надеюсь, пока ты удовлетворен, — сплюнув кровь из рассеченной губы, произнес Мойсес, обращаясь к чернокожему.

— Ты упрям, белокожий. Мне это нравится. Я лично займусь тобой, когда ты окажешься у тотемного столба.

— Кто бы сомневался. Но лучше бы тебе для начала сообщить обо мне верховному вождю. А ну как он решит, что я лучше сгожусь для чего‑нибудь другого, чем подохнуть у ног их богов.

Вообще‑то Мойсесу хотелось рассмеяться в глаза этому чернокожему. Тот попросту был лишен выбора и должен был представить пленников верховному вождю, так как эти земли принадлежали его роду, как и эти воины скорее всего из него же. Даром что ли, их троица несколько дней пробирались в полной скрытности, пока не достигла этих мест. Единственный момент, когда бывший раб мог убить пленников, им уже был упущен. Как бы не ненавидел белых вождь арачей, у Мойсеса для него было слишком выгодное предложение, чтобы он отмахнулся от него.

Скорее всего он не станет возражать и против поединка чести. Правда этот чернокожий не достоин честной схватки, ну да жизнь вносит свои коррективы. В любом случае, ни один раб не смеет поднять руку на отпрыска дворянского рода Ариасов. Поэтому, этот наглец умрет, плевать как это произойдет, но это будет.

— Мойсес, ты все еще думаешь, что мы сможем выбраться? — Тяжело дыша, на бегу поинтересовался Ралин.

Бежать приходилось за лошадьми идущими рысью, будучи привязанными к седлам. Хм. Хорошо все же, что несмотря на ненависть к белым, арачи не отказывают себе в использовании предметов своих врагов. Вот например эти седла, что сейчас под всадниками. Не будь их, и пленники уже не смогли бы поспеть за своими конвоирами, волочась по земле. Ведь всадник без седла может двигаться либо шагом, либо в галоп, ни о какой рыси не может быть и речи, так как в этом случае можно отбить себе все на свете. Как впрочем и спину лошади. Только благодаря седлу и стременам, возможна вот такая средняя скорость, между двумя крайностями.

— Береги дыхание, Ралин. И смотри под ноги. Если споткнешься, уверен, что поднимать тебя не станут до самого стойбища.

— Думаешь, там что‑то изменится?

— Я когда‑нибудь тебя обманывал?

— Ладно, поверю тебе опять.

Кронпринц Элиаш застыл у высокого стрельчатого окна, рассматривая открывавшийся от туда вид. Посмотреть и впрямь было на что. Великолепный парк, с тщательно спланированными дорожками и газонами, обрамленными вечно зеленым кустарником. В дальнем конце имеется участок густо засаженный деревьями, полная иллюзия первозданности, даже подлесок в наличии. Парк раскинулся на значительной площади, как минимум в три раза превышая размеры такового в королевском дворце. Несмотря на то, что Либер не уступал старосветским городам, он обладал одним, но весьма существенным преимуществом. Относительно молодой, он был спланирован без скученности и стесненности старосветских городов. Широкие и прямые улицы, просторные парки и скверы. Ощущения зажатости и тесноты нет и в помине.

Причина этого проста. Раньше города были ограничены пределами городских стен, и о больших подворьях не могло быть и речи. Впоследствии, когда потребность в стенах отпала, застройки продолжали прижиматься друг к другу, как дань старой традиции и просто из желания устроиться как можно ближе к центру. Свою лепту внесли и новомодные дельцы, которые скупали владения обедневших родов, в центрах больших городов и разбив их на меньшие участки продавали с выгодой для себя. Все это способствовало весьма плотной застройке.

Либер в этом отношении выгодно отличался. Он строился уже в те времена, когда необходимость в городских стенах отпала, а потому имел более удачную планировку. Даже на самой узкой улочке, два экипажа легко могли разъехаться друг с другом, при этом еще оставалось и место для пешеходов, которым вовсе не было необходимости прижиматься к стенам домов. Разве только в стремлении не быть обрызганным из лужи, оказавшейся на пути экипажа.