Гамлета! У нас дверь в стене, как в сказке про Буратино.

Завхоз обрадовался:

— А я и есть Буратино. Только ключика у меня нет. Придется топором.

— Может быть, сначала поставить в известность министерство иностранных дел? — предложил осторожный пинкертон.

Посланник не согласился:

— Нельзя недооценивать топор как орудие дипломатической практики. А сообщить министерству можно и потом… когда узнаем, что в комнате.

— А вдруг там клад?! — предположил мечтательный фантазер третий секретарь Женя Бегунов. — На острове живем. Вокруг океан. Вдруг какой-нибудь Флинт…

— Очень завалящий Флинт, — усомнился посланник. — Порядочные флинты клады зарывают, а не запирают в кладовке на навесной замок.

У пинкертона были свои идеи:

— Там могут быть документы, письма.

— А что, если там пропавшие карты Пири-реиса? — продолжал фантазировать Женя.

Вмешался Шолохов:

— Надо срочно послать телеграмму в Москву. Доложить о случившемся.

— Надо, — не стал спорить посланник. — Телеграмму. Лучше молнию. «Нашли клад, подробности письмом». Жалко, на острове нет телеграфа.

— Можно собрать коротковолновый приемник, — не отступал Шолохов.

— Вы знаете азбуку Морзе? — ехидно поинтересовалась Света.

— Нет, — бодро ответил тот. — Создадим кружок. Будем изучать.

А потом все разом умолкли и обратили взгляды на начальство. И посланник принял решение:

— Вольтер говорил: «Прежде чем начинать бороться с неприятностями, нужно удостовериться, существуют ли они на самом деле». Золотого ключика у нас нет. А коли так, придется открывать топором, ибо топор всегда надежней, чем золотой ключик. А посему надо поехать на место и разобраться.

— Я поеду, — предложил пинкертон.

— Куда же без тебя. Бери завхоза и поезжайте. Я остаюсь в посольстве. Я — лицо официальное. Мне нужно принимать решение. А ты — карающая рука правосудия… с топором. Остальные все — по рабочим местам.

Посланник вернулся в свой кабинет. Нажал на кнопку. Появилась Света:

— Будем печатать?

— Будем.

— Сергей Иванович, почему вы отказались посылать телеграмму в Москву?

— Начальство нельзя удивлять. Начальство можно расстроить, можно испугать, можно даже обидеть, но удивлять нельзя. Перед отъездом в отпуск в прошлом году здешний президент сказал мне, что они собираются поставить на острове памятник кому-нибудь из современных государственных деятелей. В Москве я рассказал об этом заместителю министра. Тот спросил меня, кого я предлагаю. Я ответил: «Брежнева». Он подумал и сказал: «Продлю отпуск на неделю. Отдыхай».

10. Неминуемый кризис капитализма

И тут же появился Женя Бегунов, который, как и свидетельствует его фамилия, часто был в бегах, а свое отсутствие на рабочем месте объяснял такими невообразимыми причинами, что посланник как-то заметил: «Если в следующий раз ты скажешь, что летал с инопланетянами на Марс, я поверю».

— Я по делу, — начал Женя.

— По делу? Уже странно. Говори.

— Мой приятель из Второго африканского отдела Пожарский пишет, что они получили сборник из двух брошюр «Ленин о неминуемом кризисе капитализма». На португальском языке. Он спрашивает, сколько нам прислать экземпляров каждой.

— А нам нужны эти брошюры? — насторожился Сергей Иванович. — Догадываешься, кому их придется распространять? Правильно. Тебе.

— Пожарский просил. Он мой приятель. Потом, знаешь, брошюра для местных полезная.

Женя был всего лишь третьим секретарем, но лет пять назад, будучи еще атташе, сидел с Сергеем Ивановичем в одном кабинете в центральном здании МИДа и с тех пор звал его на «ты». Тот относился к этому спокойно.

— О неминуемом кризисе капитализма? — переспросил посланник. — Если он неминуем, то чего стараться.

— В Москве не поймут наш отказ.

— Убедил. Не поймут. Сколько будем заказывать?

— Думаю, двести экземпляров.

— Ста хватит.

— Может быть, всё-таки двести? Брошюрки, он говорит, тоненькие.

— Сколько грамотных на острове?

— Две тысячи шестьсот душ.

— Ладно, сто тридцать, по одной на двадцать человек. Остальным пускай расскажут.

— Давай двести. Надо Пожарского поддержать.

— Ладно, двести. С капитализмом пора кончать.

— Тогда я пойду посмотрю, что за тайную комнату они нашли.

— Ступай.

11. Любая живая лучше любой нарисованной

«Брошюра — это будущее, — рассуждал Сергей Иванович, глядя на календарь, — а письмо в центр — это настоящее».

Он нажал на кнопку. Появилась Света:

— Печатать?

— Ты знаешь, как зовут женщину, работающую машинистом на паровозе?

— Не знаю.

— Никак не зовут. Потому что таких не бывает. Ты знаешь, как зовут мужчину, который печатает на пишущей машинке?

— Не знаю.

— Правильно. Потому что таких тоже не бывает. А посему… Это что такое?

* * *

В кабинет торжественно взошла процессия: впереди пинкертон с транспарантом, на котором большими буквами было начертано Não há liberdade sem liberdade de amor («Нет свободы без свободы любви»); за ним Женя, в руках у него был плакат с голой женщиной; заканчивал шествие завхоз, он нес кипу книг.

— У вас демонстрация в защиту свободной любви? — поинтересовался посланник. — Светочка, как ты относишься к свободной любви?

— Отрицательно.

— Я так и думал.

Пинкертон размахивал транспарантом:

— Там, ты понимаешь, такое…

— Положи свою наглядную агитацию на пол и расскажи, что вы нашли. Одно приятно, что завхоз уже без топора и с книгами. Что у вас за книги? Вы решили открыть библиотеку?

Завхоз начал раскладывать книги на столе. Посланник обалдел. На обложках почти всех книг были изображены постельные сцены.

— Я понял, — догадался посланник. — Вы ограбили публичный дом. Зачем?

Пинкертон принялся рассказывать:

— Мы сбили замок, открыли дверь. А там комната. А в комнате — шкафы и стеллажи, уставленные книгами. И какими! Порнография во всех видах. Книги разные. Толстые, художественно изданные. Есть в мягком переплете, их много. Эти вообще…

Сергей Иванович принялся рассматривать книги. Яркие обложки и на них дамы на все вкусы: пышная блондинка, рыжая с длинной косой, жгучая брюнетка, здоровенная африканка. И все в позах, самое приличное название которых — «продвинуто интимные».

— Дамочки ничего, — признал он. — Создают настроение. Что еще кроме книг?

— Только книги. Наверное, там был склад порнографических книг.

— Хорошо, что не склад взрывчатки. А то раз… и портрет в черной рамке.

— Если там был склад порнографии, — высказал предположение Женя, — то твоя квартира, Серёж, скорее всего, предназначалась для свиданий. С такими дамами.

— Не засматривайся на картинки, испортишь вкус. Любая живая лучше любой нарисованной, потому что живая. Смотри, какие у нас красавицы! — Он показал на Свету.

— Сергей Иванович! — обиделась та.

Пинкертон разбирал книги:

— Некоторые издания, судя по всему, ценные. Понятно, почему прятали за семью замками. Что будем делать?

— Сообщим о находке в министерство иностранных дел. Но сначала… — посланник повернулся к завхозу, — вернитесь и поставьте новый замок. Все свободны. Кроме Жени.

— Запроситься на прием к министру иностранных дел? — догадался Женя.

— Просмотр эротики не повлиял на остроту ума. Похвально.

— Дату называть?

— Не надо.