— О чем бы он тебя ни спрашивал — ты не знаешь. Мужчины не любят умных.

— Не сдавайся, оказывай сопротивление. Дай ему победить тебя. Мужчины это любят. А отдашься просто так — даже если по любви, — он будет считать тебя легкодоступной женщиной.

— А когда он возьмет тебя — не бойся. Стисни на мгновение зубы, пока он войдет в тебя, и, прежде чем успеешь сосчитать до десяти, он выплеснет в тебя сок желания. Потом начинай отсчет снова. Не успеешь дойти до сотни, как услышишь храп. А если он очень силен, тебе придется повторить это три раза, прежде чем он превратится в мокрую тряпку.

— Выжми из него все соки в первую брачную ночь, потому что не после первого раза, а после последнего он станет твоим рабом. Если же первая ночь ему не понравится, он будет тебе господином и подружится со шлюхами.

Так наставляли Нуру пожилые женщины, как будто отправляли ее к врагу. Почему она должна вести себя с ним так, будто он — это не он, а кто-то другой, и она не та, за кого себя выдает?

Больше она ничего не слышала. Комната вдруг стала вращаться, как будто Нура стояла в центре карусели. Колени подкосились, но женщины подхватили ее под руки, посадили на скамейку и продолжили говорить. Окруженная стеной их голосов, Нура попыталась было сделать в ней лаз, чтобы расслышать, что происходит во дворе. И тут ее позвал отец.

Он постучался в дверь, и она растолкала старух, прокладывая себе путь на свежий воздух.

— Где ты была? Я искал тебя, — сказал он, смеясь.

— Я тебя тоже, — прошептала она и заплакала, уткнувшись лицом в его плечо.

С ним Нуре было спокойно. Сразу пошла на спад подступившая было волна злобы на мать, которая бросила ее в это змеиное гнездо. Но слова старух надолго застряли у нее в голове, словно мелкий мусор.

В центре двора танцевали женщины с разноцветными свечами в руках. Мать раздавала указания, и Нура на некоторое время осталась одна. Со стороны переулка доносились крики и шум. Внезапно появившаяся родственница жениха схватила ее за руку.

— Пойдем, — шепнула она.

И прежде чем Нура успела опомниться, они оказались в темной комнате.

— Вообще-то, этого делать нельзя, но смотри! — Женщина подошла к окну и отодвинула тяжелую штору.

И тут Нура впервые увидела Хамида. Он направлялся к дому в белом европейском костюме, окруженный факельщиками и фехтовальщиками с саблями.

Со дня помолвки Нуре не терпелось увидеть его. Со слов матери она знала, где находится его мастерская, но обходила ее за версту из опасения быть узнанной.

— Чего мужчины не любят, так это любопытных женщин, — говорила мать. — Это вселяет в них недоверие.

Окольными путями она раздобыла для дочери фотографию, которая мало о чем говорила. Это был групповой снимок, сделанный во время пикника. Фигура Хамида, стоявшего в заднем ряду, прорисовывалась лишь в общих чертах.

Процессия остановилась, и в этот момент жених оказался так близко, что Нура могла бы к нему прикоснуться, если бы открыла окно. Он был невысок, но имел гордую осанку и атлетическое сложение. Нуре он показался гораздо красивей и мужественней, чем она представляла себе по описаниям.

— В свете факелов любой мужчина красавец, — произнес женский голос рядом.

Но Хамид выглядел как настоящий принц. Он был неправдоподобно прекрасен.

Процессия достигла дверей дома, где ее встретили с криками ликования.

— Ну а сейчас ты взойдешь на трон, — сказала родственница Хамида.

Нура выскочила за дверь и тут же нос к носу столкнулась с матерью.

— Где ты была? — возмущенно заверещала та.

Но тут в дверях показался Хамид. Встретив его умный взгляд, Нура покраснела и уставилась в пол. Он уверенно шагнул к ней, взял за руку и повел в спальню.

Хамид успокаивал Нуру. Он говорил, что полюбил ее еще до того, как увидел, но в действительности она оказалась гораздо прекраснее, чем он ожидал. Он сделает ее счастливой. Она должна подчиняться ему, но бояться его не надо.

Хамид приблизил к себе ее лицо, и Нура заглянула ему в глаза. Потом он поцеловал ее в правую щеку и в губы. Нура притихла, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. Хамид пах лавандой и цветками лимона. Его поцелуй оказался горьковат, но приятен. Потом он оставил ее и ушел в ванную.

В этот момент в комнату вошли мать и соседка Бадия, которые, как видно, стояли под дверью. Они сняли с Нуры тяжелое свадебное платье и украшения, дали ей взамен шелковую ночную сорочку, постлали постель и ушли.

— Помни, что все мы прошли через это и, как видишь, живы, — сказала ей Бадия и неприятно рассмеялась.

— Не огорчай меня, девочка, — шептала мать сквозь слезы. — Очаруй его и станешь его госпожой.

С этими словами Сахар поцеловала дочь, сидящую на краю кровати, и выскользнула наружу. Нура не сомневалась, что обе женщины остались стоять за дверью.

Хамид вернулся из ванной в красной пижаме и протянул ей руки. Сейчас он был еще красивей, чем в белом костюме.

Во дворе пели песни о любви и страсти, о странствующих мужчинах и оставшихся дома женщинах, о бессонных ночах и неутолимой жажде нежности. Уже на третьем куплете Хамид вошел в нее. Он был очень осторожен, и Нура застонала, похвалив его мужественность, как советовали ей мать и подруги. Он и вправду выглядел очень счастливым.

Боль оказалась гораздо слабее, чем ожидала Нура, но и удовольствия она получила мало. Кроме того, игра слишком затянулась. Когда Нура наконец удалилась в ванную, Хамид сорвал с постели простыню и отдал ожидавшим под дверью родственникам, которые приняли ее с криками ликования. К возвращению Нуры постель была застелена чистой.

— Ту я отдал женщинам, чтобы оставили нас в покое, — объяснил он со смущенной улыбкой.

Он оказался прав: с этого момента их действительно больше никто не тревожил.

Хамид был в восторге от Нуры.

— Ты самая красивая женщина в моей жизни, — шептал он влюбленным голосом. — Дедушка ошибался насчет тети Майды, — добавил он и тут же заснул.

Последних слов Нура не поняла.

До утра она так и не смогла сомкнуть глаз: слишком потрясли ее события последнего дня, да и лежать в постели с незнакомым мужчиной было непривычно.

Праздник продолжался неделю, и Хамид ложился с ней в постель в любое время суток, будь то ночь, утро или полдень. Нуре нравилось быть желанной, но со своей стороны она не чувствовала ничего подобного.

— Все придет со временем, — утешала ее подруга.

И она ошибалась.

Работы Фарси нравились полковнику Шишакли, поэтому чуть ли не каждую неделю Назри посылал каллиграфу новое классическое стихотворение. С легкой руки Аббани в мастерской стали появляться и другие знакомцы президента. Хамид Фарси радовался заказам и с каждым разом все приветливее обходился с Назри, на что тот едва ли обратил внимание.