Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, но в таком случае роль ГУР вовсе не будет продемонстрирована. — Игорь еще раз убедился, что болгарин занимается исключительно политической разведкой. Не бросается на первое попавшееся предложение, как в случае с интересом, проявленным Игорем в отношении бандподполья, на которое их гипотетически мог вывести Стас.
— Как говорят русские, рано делить шкуру неубитого медведя. Это всего лишь один из вариантов развития событий. Возможно, одного пилота «отдадут» вам, а другого «подарят» ВВС.
— Нам бы хоть одного заполучить, — не был столь оптимистичен Игорь.
В этот момент в гостиную зашел невысокий, худощавый и чернявый мужчина и поздоровался по-русски.
Он сел на диван, опрокинул в себя стопку водки и откинулся на диванные подушки, преисполненный собственной важности. Еще бы, его принимает известный журналист на собственной вилле.
— Уважаемый Колчо посвятил меня в ваши проблемы. Вам нужен надежный человек, чтобы передать сверток с деньгами. У меня есть знакомая в Москве. Если я попрошу, она прошвырнется в Липецк. Тем более если ей заплатить.
— За этим дело не станет. Деньги я могу вам передать хоть сейчас, в том числе и плату за курьерские услуги. Вы сможете провезти их через границу?
— Раньше же возил. — Он переглянулся с болгарином, и они рассмеялись.
Когда Игорь, передав деньги Стасу и попрощавшись с ним, пошел к выходу, провожавший его хозяин на веранде сказал:
— На самом деле курьер — его девушка. Он ей больше доверяет. Так и правда лучше. Никаких посторонних в деле. К тому же он не знает, кому и зачем мы передаем деньги.
Игорь с облегчением покинул виллу. Его тяготила компания болгарина, слащавого, даже приторного и чрезвычайно лукавого типа. Сев за руль, он хотел было привычно качнуть рукой пяточку Богородицы, но пальцы схватили воздух — машина-то арендованная. Тут пахло моющими средствами, которыми обработали салон после предыдущего арендатора.
Отсутствие привычного напоминания о Почаеве вызвало ощущение потерянности во времени и пространстве. А мысль, что через несколько дней, когда он уедет в Киев, эту машину так же помоют после него, чтобы и духу не осталось, навеяла тоску, словно следы его готовятся стереть из жизни вообще.
Бежать некуда, прятаться негде. Бросишь работу — отправят на фронт, а не бросишь, неизбежно придут русские и запишут в военные преступники, не отмоешься. Оставаться преданным стране… Уже давно возникло понимание, что родина в другом месте, где угодно, но не здесь. Была ли страна, или это мираж, как в пустыне? Выжжено дотла и вокруг, и в душе, а все еще мерещится, что она жива, в воспоминаниях уж точно жива.
Воспоминания. Только детская память сохранила ощущение родины, но тогда это еще был Советский Союз. Пусть и разваливающийся, пошатнувшийся к тому времени, но все же… Помнилось, как ездил в деревню к родственникам под Ровно, как ходили на дальний хутор за черешней. Там росло дерево, старинное, огромное, узловатое. Чтобы принести домой крупной черешни с нее, просто ломали ветку и тащили до деревни волоком, надрывая пуп. А хутор потом продали просто под пашню, и все старые фруктовые деревья пустили на дрова. Ничего не жалели. Тащили все, что плохо лежит, из колхозов.
Помнилось, как с дядькой возил на тракторе с прицепом сахарную белую свеклу на завод. Со всех деревень стекались желающие сдать урожай. Взамен им давали вываренную свеклу для корма скотине и часть можно было брать сиропом и конфетами, которые производил завод. Помнилось, как, сделав отвод от речки и перегородив его сетью, разводили рыбу и сторожили ее по ночам, чтобы приехавшие из соседней деревни удалые молодцы с электрической удочкой за несколько минут не прикончили всю рыбу и, погрузив в мешки всплывшие тушки, не вывезли бы ее к себе, чтобы понаделать в голодные годы консервов. Все это было неотъемлемой частью его жизни и судьбы: эти люди, события, порой смешные или неприглядные, но они составляли соль существования. А нынче лишь война и озлобление, дикое, как бешенство, как чума.
Особенно чужой казалась страна теперь, когда верховодят такие, как Гинчев и его шефы из МИ6 и ЦРУ. Американцы до сих пор считают, что они тут более значимые. Но тихо-мирно во все украинские спецслужбы внедрились и англичане. И неизвестно, кто играет первую скрипку.
Игорь проехал неподалеку от раскопок римских домов, пробираясь по запруженным улицам Софии к отелю. Начал накрапывать дождь, и это прибавило серых нот к унылому настроению, навязчиво овладевшему им.
А Кабир все так же валялся на кровати. Его толстокожести можно позавидовать. Были бы кровать, еда и курево. Ему как будто больше ничего и не надо. Он ни на что не жалуется, ничего не просит. Человек без прошлого, но и будущее его словно бы бесконечно — такие перекати-поле жили во все времена. И в Римской империи он мог быть легионером, ходить в тунике из шерсти и в пурпурном плаще, какой носили только офицеры, и при Наполеоне, и участвовал бы в Русско-турецких войнах…
Поймал себя на мысли, что снова думает об арабе как об офицере. Игорь улегся на кровать в соседней комнате просторного номера и под шум дождя за окном неожиданно для себя крепко уснул.
* * *
Два дня они проторчали в Софии, изнемогая от безделья. По инструкции Тарасова старались никуда не ходить, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Наконец Кабиру пришло сообщение. Он его прочел, закурил и стал одеваться, не вынимая сигаретки изо рта и ничего не объясняя Игорю.
— Ты куда? — Игорь приподнялся на локтях на кровати. Уже все бока пролежал за эти дни, выспался на несколько месяцев вперед. — Кто пишет? Приехал?
— Да, — неохотно признал араб. — Алим объявился. Предлагает встретиться.
— Стоп-стоп. Я бы тоже с ним познакомился. Чего ты мнешься? У тебя от меня какие-то тайны? Не шути со мной. — Игорь встал и потянулся к свитеру, висевшему на спинке кресла. — Я еду.
— Видишь ли, он хочет встретиться на нашей квартире, принадлежащей ИГ.
Игорь хмыкнул понимающе. Никто и никогда не хочет афишировать адреса своих конспиративных квартир. Учитывая специфику Исламского государства, за то, что выдал адрес, Кабира могут и жизни лишить. И все же Игорь
