Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, желая поучаствовать в групповой оргии, эта сучка, уже совсем скоро моя бывшая жена, предпочитала закрывать глаза на непонятные симптомы своего тела. За что и поплатилась. Не-е-ет, это не я, а прежде всего прекрасная Юленька виновата в своем нынешнем плачевном состоянии, а еще в смерти нашего ребенка. Сука-сука-сука!
– Когда мне можно увидеть дочку? – робко спросила Эльвира Тимофеевна.
– На данный момент она под наркозом и в реанимации… Поэтому сейчас вам лучше поехать домой, а завтра посмотрим на состояние пациентки.
Нарколог, к нам едет нарколог. Этот долбаный день еще не закончился.
– Лариса Вячеславовна, с вашего разрешения мы дождемся еще одного специалиста.
– Да, конечно, можете сколько угодно здесь находиться. Я сегодня всю ночь буду дежурить, следить за состоянием вашей жены. Первые дни после операции самые критичные.
Лариса Вячеславовна вышла из ординаторской, я тоже, не в силах усидеть на месте, вскочил и подошел к окну. За стеклом темнела ночь, в душе мрак…и бьющая болью мысль – не быть тебя папкой, Шувалов, эх, не быть. Еще одна мечта коту под хвост. Эта сука лишила меня такой возможности, изничтожила, превратила в пыль все мои усилия. А еще предстоит рассказать новость маме. Бедная Екатерина Юрьевна, она, наверно, больше всех хотела этого ребенка, уже накупила для малышки кучу всяких милых вещичек, сделала детскую комнату в доме. Разумом я, конечно, понимал – при подобном анамнезе даже хорошо, что ребенок погиб, иначе неизвестно, с какими осложнениями родилась бы наша девочка. Но бритва острой жалости продолжала кромсать душу… Малышка, девочка, никому не нужная, я хотел твоего рождения. Прости, маленькая, глупого идиота-папашу за то, что он был недостаточно внимателен, не понял сразу, какая беспринципная сука твоя мать.
Мобильный заиграл мелодию, вот и нарколог пожаловал. Хорошо… надо решить наконец-то, что делать дальше с Юлей. Впрочем, после смерти ребенка – по большому счету это уже не мои проблемы.
Одновременно зазвонил телефон у Эльвиры Тимофеевны, верно, Танюшка переживает за сестру. Интересно, как там дела у болезненного Николая Алексеевича?
– Алло, – ответили мы вместе с тещей.
Глава 9
Всю дорогу отец стонал от боли и тихонько зудел от злости.
– Как он посмел?! Как посмел? Она же беременная… Богатая сволочь!..
– Пап, – решила мягко возразить я, – мне кажется, не в характере Шувалова бить женщину, для подобного он слишком хорошо воспитан.
– Ты-ты его защищаешь? – удивился отец. – После того, что он сделал с тобой?.. Подарил колечко, а потом обрюхатил твою сестру.
Наш сегодняшний водитель с любопытством поглядел на меня в зеркало заднего вида, наверное, он услышал слова отца, и решил повнимательнее присмотреться к женщине, на которой когда-то хотел жениться его начальник. Мишка тоже слышал, но он давно в курсе моего любовного фиаско, а вот для мужчины за рулем, похоже, данный факт был открытием.
– Папуль, это немного разные вещи. На мой взгляд, Шувалов не мог целенаправленно ее ударить.
– Такие все могут!.. Хозяева жизни, блин. У них есть деньги и власть, вот и творят всякие непотребства. Работяг, как мы, и за людей-то не считают.
Папино коммунистическое жлобство вызывало досаду. При всех его остальных недостатках, Алекс никогда не вел себя высокомерно по отношению к людям, да, любил повыпендриваться, но никогда не унижал других на основании своего материального превосходства.
Теперь мужчина за рулем смотрел на отца хмуро и недовольно.
– Александр Иванович – прекрасный человек и самый лучший руководитель, – всё-таки не выдержал шофер. – Если бы вы знали, сколько он хорошего делает для своих работников, когда моему сыну понадобилась операция, Шувалов нашел лучших специалистов и оплатил лечение.
Стыдливо опустила глаза.
– Ха, благодетель нашелся! – продолжал злобствовать отец. – Помогут одному, а потом кричат об этом на всех углах. И вообще, стыдно за такое государство, которое не может вылечить своих детей.
Про государство я в целом была согласна, но постоянная папина критика людей, которые у власти и при деньгах, порядком надоела. Папка, папка, вечный брюзга.
– Помочь всем он не в состоянии, – спокойно продолжал гнуть свою линию водитель, – но близким и тем, кто у него в подчинении, помогает. Просто не все люди ценят подобное отношение и иногда кусают руку, которая дает.
Последние слова, явно были сказаны в нашу сторону, отец это понял и рассвирепел.
– А ну поворачивай, вези нас в обыкновенную больницу
– Мой начальник – Александр Иванович, и я выполняю только его распоряжения, – все так же спокойно ответил шофер. – Если хотите загнуться, то по приезде в больницу можете вызвать себе такси или скорую. А ваша распрекрасная дочка его сама довела, я мог бы вам кое-что рассказать, да боюсь, Шувалов голову открутит.
Что же между ними произошло, отчего Алекс так вспылил? Надо будет поговорить с Сашкой, вот только захочет ли он со мной разговаривать?
– Беременную женщину ни в коем случае нельзя бить, даже если она довела!.. Мужчина должен быть защитником, а не мучителем!
Папа снова разгорячился, тяжело задышал, потом болезненно застонал, схватившись за сердце.
– Если ты сейчас не заткнешься, я тебе голову откручу, – предупредил водителя бравый танкист. – Не видишь, у человека сердце больное!
Ну просто идеальный мужчина, они точно с отцом поладят. Вместе будут рыбачить, обсуждать политику, ругая всех власть имущих, садить на даче картошку и копаться в гараже. Мне очень повезло с ним встретиться, осталось совсем немного, капелька, – полюбить его, такого идеального.
– Высаживай, нас прямо здесь, сами доберемся до больницы.
– Па-ап… прошу, – заканючила я, – не надо сейчас включать нашу фирменную Лазаревскую гордость, будет лучше, если тебя обследует врач, который знает твои проблемы с сердцем, ведь именно он проводил операцию, и сейчас прервал свои дела, чтобы тебя посмотреть. Хочешь, я потом узнаю, сколько стоят его услуги, и мы сами заплатим. Папуль, пожалуйста, не дури.
Папка недовольно заворчал, но перестал настаивать на остановке.
По приезде в больницу все закружилось с огромной скоростью. Отца сразу подхватили медработники, повели делать кардиограмму, УЗИ сердца и сдавать другие анализы. Папка, мой дорогой, вредный, вечно брюзжащий