Мистер Ливерседж надрал ей уши.

Герцог вернулся в Балдок в приподнятом настроении. Джилли считал, что для человека, который никогда о себе не заботился, он справился со своей задачей довольно неплохо. Письма Мэтью благополучно перекочевали в карман его светлости, при этом он не заплатил мистеру Ливерседжу ни фартинга и к помощи пистолета Мэнсона ему тоже не пришлось прибегать. Даже Гидеон не провернул бы это дело лучше. Более того, Гидеон наверняка сплоховал бы, поскольку с человеком столь внушительных размеров и решительных манер мистер Ливерседж держался бы намного осмотрительнее. Джилли был слишком скромен, чтобы не отдавать себе отчета в том, что успех собственной стратегии необходимо в значительной степени отнести на счет его не внушающей опасений внешности и нехватке дюймов. Герцогу было ясно: едва он успел войти в гостиную, как мистер Ливерседж списал его со счетов, полагая, что он ничтожный и перепуганный мальчишка, которого можно не опасаться. Тут мистер Ливерседж дал маху, но Джилли был склонен считать, что, несмотря на всю широту своего мировоззрения, мистер Ливерседж не обладал особыми умственными способностями, столь необходимыми для успешной карьеры мошенника.

Как бы то ни было, герцог не смел и надеяться, что ему удастся добиться такого успеха. Поэтому считал, что у него есть все основания быть собой довольным. Теперь ему оставалось только сжечь письма Мэтью, успокоить встревоженного кузена и на следующий день вернуться в Лондон, прихватив с собой Тома. Учитывая нынешнее настроение, герцогу было очень жаль, что у него не осталось больше предлогов, позволивших бы ему немного отложить возвращение домой. Некоторые аспекты его тайного путешествия не доставили Джилли какого бы то ни было удовольствия, но в целом оно ему понравилось, и особое удовлетворение он испытывал при мысли о своем открытии. Герцог понял, что не так уж и беспомощен, как это могло показаться на первый взгляд.

Однако стоило ему приблизиться к «Белой лошади», как от его приподнятого настроения не осталось и следа. Похоже, гостиница заинтересовала всех жителей города, потому что перед ней собралась большая пестрая толпа, в центре которой возвышалась внушительная фигура церковного сторожа, ожесточенно спорившего с раскрасневшейся и взволнованной миссис Эпплби. Затем герцог заметил, что одной из своих массивных, похожих на окорока ладоней сторож стискивает воротник пальто юного мистера Мэмбла, и его охватило дурное предчувствие. Он, подъехав к двери, приготовился соскочить на землю.

Почти все здесь были настолько поглощены препирательствами между сторожем, миссис Эпплби, тощим и долговязым мужчиной в черном костюме, краснолицым фермером и грузной дамой в домашнем чепце, что не обратили никакого внимания на подъехавшую двуколку. Но официант унылого вида, созерцавший происходящее с выражением мрачного удовлетворения человека, который с самого начала предвидел все эти неприятности, случайно поднял голову как раз в ту секунду, когда герцог встал с сиденья возницы.

– А вот и джентльмен! – воскликнул официант.

Эффект от этих простых слов оказался весьма неожиданным.

Том, воспользовавшись тем, что хватка на его воротнике на секунду ослабла, вывернулся и бросился сквозь толпу с криком:

– О, сэр! О, мистер Раффорд!

Не успел он подбежать к герцогу и схватить его за руку, как второй рукой уже завладела миссис Эпплби.

– Слава богу, вы вернулись, сэр! Тут у нас такое! – возмущенно запричитала она. – Никогда подобного не случалось! Я уж не знала, что мне делать!

– Если вы отвечаете за этого юного шалопая, – заявил сторож, подбежавший к герцогу лишь пятнадцатью секундами позже миссис Эпплби, – то мой долг сообщить вам…

Конец его заявления потонул в неимоверном гвалте, потому что долговязый господин в черном костюме, фермер и дама в чепце одновременно разразились страстной речью. Герцог, и без того оглушенный голосом миссис Эпплби, вещавшей ему в одно ухо, и криком Тома в другом, запротестовал, умоляя их говорить по очереди, но никто не обратил на это никакого внимания.

Все без исключения участники данного собрания сочли своим долгом занять одну из сторон, и на протяжении последующих нескольких минут фрагменты их наблюдений доносились до герцога вперемешку. То, что ему удалось услышать, звучало поистине зловеще. До него долетали такие фразы, как «тюрьма», «перевернул мешок с почтой», «разбил коляску мистера Бэдби». Хотя половина толпы была склонна отнестись к выходкам Тома снисходительно, вторая, и к тому же более горластая, поддерживала сторожа в его требовании немедленной высылки юноши из города.

– Это не я! – страстно восклицал Том. – Это не я! О, сэр, прошу вас, скажите им, что это не я!

– Сэр! – напыщенно начал церковный сторож.

– Мистер Раффорд, сэр, может, он хотя бы вас выслушает, – взмолилась миссис Эпплби, – потому что меня он не слышит!

Внезапно наступила тишина, и герцог в смятении осознал, что все, за исключением сторожа, выжидательно смотрят на него, явно рассчитывая, что он немедленно примет на себя контроль над ситуацией. Еще никогда Джилли так не сожалел об отсутствии своей свиты. Ему даже вдруг захотелось, чтобы каким-то чудесным образом на место событий перенесся дядя Лайонел. Внушительной фигуры и аристократического лица лорда Лайонела было бы вполне достаточно, чтобы заставить толпу разойтись, а тем временем хорошо обученный лакей расчистил бы дорогу для герцога, причем сделал бы это с таким высокомерным видом, что даже сторож испуганно примолк бы. Но сейчас герцог был лишен всех, кто посвятил свою жизнь тому, чтобы оградить его от соприкосновения с грубыми простолюдинами, и в очередной раз был вынужден заботиться о себе самостоятельно. Джилли удалось высвободиться из удерживающих его рук и в присущей ему мягкой манере произнести:

– Пройдемте в дом. Прошу вас, не стоит говорить одновременно, потому что до сих пор я не понял ни единого слова!

Звуков его негромкого голоса на фоне пронзительных воинственных выкриков оказалось достаточно, чтобы участники схватки немедленно присмирели. Даже сторож был вынужден признать непринужденность манер Джилли и неуловимое достоинство, с которым держался этот молодой человек, и не стал возражать, когда его пригласили пройти в обеденный зал гостиницы.

– Пойдем, Том, – позвал герцог провинившегося мальчишку. Заметив конюхов, которые, разинув рты, стояли рядом, он добавил: – Эй, вы! Будьте добры, заведите экипаж во двор!

Затем его светлость вошел в «Белую лошадь», а Том, миссис Эпплби, сторож, долговязый мужчина, фермер и дама в чепце ввалились в гостиницу вслед за ним. Едва очутившись внутри, Том и миссис Эпплби открыли рты, чтобы изложить Джилли свою версию развития событий, но он перебил их словами:

– Прошу вас, подождите одну минуту! Сейчас я вас выслушаю. – Герцог перевел взгляд на сторожа и спокойно произнес: – А теперь рассказывайте, из-за чего весь этот шум-гам.

Его манеры произвели на сторожа неизгладимое впечатление, подсказав, что этот замкнутый молодой человек – родовитый джентльмен. Из опыта он знал цену вежливости в общении с подобными людьми, поэтому изложил свою историю в весьма сдержанных выражениях. Из его рассказа вытекало, что четверо юных шалопаев во главе с юным мистером Мэмблом не только препятствовали движению экипажей по королевской дороге, но также стали причиной поломки новой повозки одного из верноподданных Его Величества. По их вине почтовый дилижанс сильно задержался в пути, а его дальнейшему продвижению чинились всяческие препятствия, что является серьезным преступлением. Наверняка мистеру Раффорду известно – наказанием за подобное нарушение порядка является штраф на сумму не менее пяти фунтов.