— А кто его знает, поверху он совсем не так ходит. Здесь, внизу, он, как в трубе, а поверху может с любой стороны выть.

Старший лейтенант шел вдоль ручья и внимательно осматривал тропу, словно искал что-то. И нашел.

— Точно. Здесь. Вот здесь я трубку Джамбека Абалиева положил. Те самые три камня. Значит… Значит, веревка висела вон там… — Шахамурзиев показал на склон, по которому спускался на веревке. — И щель должна быть там, где она висела.

И тут до них донеслись звуки, недолгие, но тонкие и пронзительные, и шли они определенно сверху. Но, сколько старший лейтенант со старшим сержантом ни вглядывались, рассмотреть щель и тропу снизу они не смогли. А это все решило бы.

— Короче говоря, работаем, Слава, так… Бери отделение и бегом через перевал на ту сторону. Захватите фонарики, у кого заряд не израсходован. Я с этой стороны поищу, как на тропу подняться.

— Понял, товарищ старший лейтенант…

Чухонцев круто развернулся и побежал, обгоняя растянувшийся строй «краповых», к своему взводу. А через минуту уже бежал назад вместе с первым отделением. Первое отделение только короткую часть галереи осматривало, и потому фонарики у них были самые свежие. Замкомвзвода правильно сообразил, кого с собой брать. Темп бега старший сержант сразу задал такой, каким преодолевается стометровка. Дальше, конечно, его придется-таки снизить, тем не менее, солдаты способны добраться до пещеры достаточно быстро, в этом старший лейтенант не сомневался. А Чухонцев подгонять их будет не хуже, чем подгонял бы сам Шахамурзиев.

Сам старший лейтенант продолжал осматривать склон, прошел в одну, в другую сторону и обратил внимание, что, если при выходе из пещеры пойти по тропе вправо, то тропа будет понижаться. И он тоже двинулся в сторону этого понижения. В одном месте Багдасару Давлетбаевичу показалось, что в стене так много трещин, что по ним можно забраться на тропу. Он попытался, но выше десяти метров забраться не сумел. Дальше камни крошились и вываливались из стены, и уцепиться было не за что. Пришлось спускаться. Однако через две сотни метров попалась еще одна такая же скала. На сей раз старший лейтенант затратил почти час на подъем, но сумел подняться почти до тропы. Оглянувшись, он увидел, что внизу собралась толпа наблюдающих за его подъемом. Генералы уже закончили осмотр места побоища бандитов и возвращались, но остановились, чтобы посмотреть на старшего лейтенанта спецназа ГРУ.

Дальше лезть было очень трудно. Щели были минимальными, и только пальцы с трудом проникали в них двумя фалангами, о том, чтобы найти опору для ног, и речи быть не могло. Но на последней опоре Шах все же задержался, посмотрел вниз и, орудуя одной рукой, снял с себя «разгрузку», потом бронежилет и сбросил их вниз. Правда, предварительно вытащил из кармана «разгрузки» фонарик и переложил его в карман своей камуфлированной куртки. Подумав, сбросил в ущелье и автомат, надеясь, что тот при падении не выстрелит и пуля не вылетит неизвестно в кого. Все обошлось. Его оружие и амуницию подобрали солдаты взвода. А сам Багдасар Давлетбаевич почувствовал, насколько легче стало его тело и насколько легче теперь рукам удерживать его. Передохнув еще десять минут, он полез дальше.

Когда руки легли на тропу, старлей рывком подтянулся и перевалил тело на относительно плоскую поверхность. Несколько минут он лежал, не шевелясь, переводил дыхание. Впечатление было такое, что он вообще не дышал, взбираясь по скале. По крайней мере, последние десять метров уж точно не дышал…

— Взобрался-таки… — покачав головой, сказал генерал-майор. — Надо же, и ни разу не упал…

Генеральский юмор ни у кого даже улыбки не вызвал. Все с напряжением наблюдали за командиром взвода — особенно его солдаты.

— Куда он пропал? — спросил Ломоносов, которому даже с высоты его роста Шаха видно не было.

— На тропе отдыхает, товарищ майор, — объяснил снайпер младший сержант Широков. — Там тропа проходит к выходу из пещеры. Командир на тропу и полез…

Наконец старший лейтенант встал в полный рост. Без бронежилета и «разгрузки», да еще издали, он выглядел худеньким пареньком.

— Ну, натуральный человек-паук… — оценил работу Шаха генерал-лейтенант. — Обязательно нужно будет это в рапорте отметить…

Багдасар Давлетбаевич отдыхал недолго. Он хорошо знал, что лежа не отдохнешь и не приведешь дыхание в порядок, для этого двигаться надо. Он встал и пошел, на ходу широко разводя руки вверх и в стороны и медленно, на глубоком выдохе, опуская их. Шахамурзиеву было абсолютно все равно, что подумают внизу любопытные наблюдатели, он делал то, что привык делать и что считал необходимым, какими бы странными его движения ни показались наблюдателям.

Тропа повышалась не круто, и это дыхание не сбивало. Старший лейтенант добрался до щели, заглянул в нее, подсветил фонариком и только после этого шагнул вперед. Визгов больше слышно не было.

В начале галереи, когда свет еще снаружи проникал, идти было не сложно. Рядом с выходом вообще пол был очищен от камней, даже оступиться негде. Потом последовала длинная и узкая яма. Посветив в нее и осмотрев место, куда следовало прыгать, Шахамурзиев спрыгнул, прошел яму до конца и легко выбрался из нее. Дальше шла череда крупных камней, видимо, свалившихся с потолка во время обвала. Здесь приходилось каждый камень ощупывать фонариком, прежде чем поставить на него ногу.

Камни казались незнакомыми, хотя Шахамурзиев уже дважды бывал здесь. И стены, и пол — все казалось чужим. Это сказывались последствия взрыва, взрывная аэрозольная смесь, видимо, из ущелья сразу затекла в пещеру и здесь тоже взорвалась. Взрыв был, наверное, очень сильным, если на таком большом расстоянии от этой галереи старшего лейтенанта Шаха выбросило из лаза взрывной волной. Хорошо еще, что пламя до лаза не дошло, а то пришлось бы несколько месяцев только стоять и лежать на животе, не имея возможности сесть или лечь на спину.

Впереди оказалась очередная прямоугольная яма. Старший лейтенант шагнул к ней, посветил вниз и тут же отпрянул — из ямы прямо в лицо командиру взвода раздался тот самый визг со стоном. Но самообладания Шахамурзиев не потерял, он снова шагнул вперед, наклонился и увидел стоящего на четвереньках собственной персоной Далгата Аристотелевича Гаримханова. Но узнал его старший лейтенант вовсе не по лицу, а только по фигуре и по одежде. Эмир носил костюм с камуфлированной расцветкой, применяемой в американской армии. В отличие от российского костюма в этом было больше желто-песочного цвета. А лицо… А лица у Гаримханова не было, вместо него была кровавая маска и абсолютно белые глаза. Лицо эмира просто сгорело, хотя до тела огонь не добрался.

— Ты как сюда попал, шакал? — спросил старший лейтенант.

В ответ послышалось какое-то странное мычание, похожее на попытку сказать «Кто это?», но произнесено это было так невнятно, что понять было невозможно. Гаримханов даже позу не сменил, как стоял на четвереньках в позе готового к прыжку хищника, так и остался стоять.

— Я — командир взвода спецназа ГРК старший лейтенант Шах, — крикнул Шахамурзиев. — Как тебя угораздило лица и зрения лишиться, урод? Бежал ты, помню, по галерее с фонариком. Я за тобой следил, думал, увидит шакал яму, не провалится. А ты и в яму провалился, и лица лишился. Выбраться, что ли пытался, когда солнцепек пришел?