– Спасибо, – сказала Анэля. – За кофе, и что вообще пришла. Я в порядке, в смысле: на стены не лезу, не ору и не плачу. Но все равно сама не своя.

– Это как раз хорошо, что сама не своя, – усмехнулась Юрате. – Было бы хуже, если бы ты пожала плечами, подумала: «Примерещилось», – и дальше спокойно жила, как будто ничего не случилось. Нет уж, оно случилось! И это неотменяемо. Не отмотаешь назад.

– Случилось, – повторила Анэля. – Ты знаешь, что это было вообще?

– Да я-то знаю, – вздохнула Юрате. – Но совершенно не представляю, как такие вещи человеческим языком объяснять. Ладно, попробуем так: ты увидела сон наяву. Только не свой. А, предположим, города.

– Города?! Городам снятся сны?

– А почему нет? Город – существо большое и сложное. И, несомненно, одушевленное. Честно говоря, гораздо более одушевленное, чем человек. Ничего удивительного, что время от времени он засыпает и ему снятся сны. Один из этих снов ты увидела. Хотя, наверное, правильней будет сказать, что это город увидел тебя во сне.

– Ничего себе! – вздохнула Анэля. – Я приснилась городу и гуляла в его сновидении. Красиво звучит. Но про такое только в книжках читать приятно. Или мечтать. А на практике очень страшно, хотя никто специально меня не пугал. Просто там все совершенно другое и одновременно такое же самое. То же самое, но другое совсем! На Вокечю стоят зеленые домики, в центре бульвара цветет алыча. И тротуары в клеточку, как будто их раскрашивал Мондриан. Но все равно как-то сразу понятно, что это именно Вокечю, а не какой-то посторонний бульвар. И люди исчезли, все до единого, причем буквально всего полчаса назад – кофейни и магазины открыты, кофе еще горячий, теплая выпечка, свежие цветы на прилавках стоят. И счастье разлито в воздухе, но я сама не была там счастлива. Ощущала счастье физически, как тепло или воду, не как эмоцию. Оно было не для меня, не мое. Это городу снилось, что он очень счастлив?

Юрате неопределенно пожала плечами:

– Что-то вроде того.

– Чокнуться можно. Невозможно не чокнуться! Я там все время дышала, как ты учила, руками, ногами и головой. Считай, была под наркозом. Очень-очень спокойная. Это мне повезло.

– Ты имей в виду, с тобой случилось хорошее, – мягко сказала Юрате. – Страшно и странно, я понимаю. Но не беда и не зло.

– Хорошее, – согласилась Анэля. – У меня там все время крутились мысли про Сведенборговский рай. И когда все закончилось, это ощущалось как огромное горе. Как будто все самое лучшее в мире отобрали у меня навсегда. Хотя казалось бы, надо радоваться, что то ли очнулась, то ли вернулась; короче, спаслась. Ну и в голову сразу полезло всякое. В основном про болезни. Разная жуткая ерунда. Ты мне еще по телефону сказала, что это не опухоль мозга. Я тебе всегда верю, но тут засомневалась: а вдруг? ну мало ли? Может, она меня просто так успокаивает, потому что я обречена? На всякий случай записалась в платную клинику, там есть МРТ[17] и толковые вроде врачи…

– Ничего страшного, – улыбнулась Юрате. – Записалась так записалась. Если денег не жалко, почему бы и нет. Раз тебя могут успокоить только анализы, лучше их сделать, чем от страха с ума сходить.

– Сейчас мне уже понятно, что не о чем беспокоиться. Была бы опасность, ты бы так и сказала. Я полная дура, прости.

– Да не то чтобы именно дура, просто живешь в человеке. Так себе, знаешь, скафандр. Программное обеспечение завирусованное. Человеческий ум нафарширован разными глупостями по самое не могу.

– Ты это много раз говорила, – кивнула Анэля. – И я всегда соглашалась. Но только теперь понимаю, до какой степени оно так. А можно с этим что-нибудь сделать?

– Естественно, можно, – пожала плечами Юрате. – Ты и делаешь. Отлично справляешься. Просто быстро такое не получается. Невозможно мгновенно исправить то, что портили много лет.

Анэля горько вздохнула.

– То есть, я опять стану перепуганной дурой, когда ты уйдешь.

– Обязательно станешь, – кивнула Юрате. – Храброй перепуганной умной дурой. Которая, к тому же, умеет нормально дышать и вспоминает об этом в любой критической ситуации. Сразу, а не сутки спустя! По-моему, неплохая динамика. Уж точно лучше, чем было всего полгода назад.

– Да не то слово, – содрогнулась Анэля, вспомнив свое тогдашнее обычное состояние, выматывающую тревогу, которая не превращалась в настоящую панику только потому, что на это не было сил, и оцепенение, наступавшее от усталости, когда вообще ничего не можешь, только лежать и молчать, оно тогда казалось единственно возможной формой спокойствия, отдыхом, облегчением, как будто уже немножечко умерла, поэтому остальные люди не имеют над тобой власти, ты им больше ничего не должна.

– Как же мне повезло, что я пришла к тебе заниматься, – сказала Анэля. – Причем хоть убейся, не помню, откуда я про набор новой группы узнала. То ли в фейсбуке мелькнула ссылка, то ли кто-то на работе сказал, то ли вообще на столбе объявление…

Юрате пожала плечами:

– Вполне могло быть и так.

– Точно помню только, что никуда записываться не собиралась. Сколько раньше пробовала заниматься, что спортом, что йогой, всегда выходил облом. Упражнения не получались, я вечно была хуже всех в любой группе, сплошные мучения, радости никакой. А осенью я вообще лишний раз на улицу выйти боялась. В новостях про ковид такое рассказывали, что форточку открыть было страшно, вдруг вирус в нее влетит. Но в назначенный день все равно почему-то встала, оделась и вышла из дома. И пошла, и пришла.

– Это называется карма хорошая, – усмехнулась Юрате. – Небось в прошлой жизни страшные толпы старушек через дорогу перевела. Шутки шутками, но ты и правда везучая. Добрая тебе досталась судьба.

– Получается, хорошо, что Виталик вернул мне мою удачу, – невольно улыбнулась Анэля. – Было, значит, что возвращать!

– Виталик? – переспросила Юрате.

– Виталик. По телефону не успела тебе рассказать. Я его уже под конец на Пилимо встретила. Это, наверное, было самое странное, хотя самое странное там вообще все. С виду – винтажный алкаш в дубленке и ондатровой шапке, типичный доцент какой-нибудь кафедры теплотехники советских времен. Но вместо перегара он пах цветущей акацией. И голос такой завораживающий, что я бы за ним на край света пошла. Он пообещал, что скоро все станет нормально. И попросил меня всем про него рассказывать. Вот с тебя и начну.

Юрате слушала молча. Вопросов не задавала. Только ободряюще кивала, как учительница, довольная ученицей, отвечающей у доски. Когда Анэля умолкла, сказала:

– Это ты хорошо придумала – писать в подворотнях. Куда ни сунешься, всюду – Виталик, Виталик, Виталик. Можешь еще рисовать его в шапке-ушанке.