отняла свою голову от плеча Тимур, чтобы взглянуть ему в лицо. Она только сейчас увидела его новую стрижку. Точнее, осознала это. Что Тимур и в самом деле подстригся. Марьяна права – ему идет. Это делает его каким-то новым Тимуром. И в то же время, это все тот же Тимур. Ее любимый Тимур.

– Правда, - подтвердил он, пока Лара, как завороженная, запускала пальцы в его короткие теперь волосы.

– Тогда… тогда ты меня поцелуешь?

Его пальцы самыми кончиками заскользили по ее лицу: лоб, виски, скулы, коснулись губ, слегка приоткрывая их.

– Лара… мои планы не ограничиваются одними поцелуями.

Но начал именно с них.

Кажется, Лару никто никогда так не целовал. Кажется, ее никто не целовал целую вечность. У нее никогда так не кружилась голова. И если бы не руки Тимура на ее талии – она бы непременно упала.

Но потом Лара вспомнила, что за шею и плечи Тимура можно держаться. И можно – и нужно – приoткрыть губы еще – и впустить его язык, превращая поцелуй из просто поцелуя – в разговор двух тел.

И тела заговорили. И откровенно и настойчиво напомнили, что на мужском теле – только тонкие льняные шорты, а все остальное – гладкие широкие плечи,твёрдая грудь, рельефная спина – доступны для касания жадных и слегка дрожащих женских пальцев. И что на женском – лишь два клочка тонкого кружева, а все остальное – просто умоляет и требует прикосновения горячих мужских ладоней. Α если эти лён и кружево к черту куда-нибудь деть…

Но это уже не в прихожей у двери.

– Лара… – шепчет он, подхватывая ее на руки, прижимается губами к упоительно пахнущему женскому виску. - Лара, я дурак, но… У меня никого не было… с нашей первой пoлночи, – он осторожно опускает ее на широкую постель, графитовый сатин простыни. – По-моему, я сейчас слегка сумасшедший. Или не слегка. В общем, бойся меня.

Она не может не наслаждаться его пристальным потемневшим взглядом. Под ним невозможно лежать неподвижно. Необходимо закинуть за голову руки, скользнуть всем телом по гладкой простыне, прогнуться в спине. И когда он наклонится, чтобы расстегнуть застеҗку бюстгальтера, прошептать, обнимая его за шею:

– Тимур, у меня секса десять лет не было. Еще не известно, кому из нас надо больше бояться…

Страха этой ночью на графитовых сатиновых простынях не было. Была страсть и нега, были стоны – томные женские и громкие мужские, были жар и твердость, влажность и нежность – все было. Стихло в брутальной мужской спальне все только под утро – уступив место шуму все же накатившей на город грозы, чей мягкий рокот совершенно не мешал спать двум обнаженным и крепко обнявшимся людям.

***

Лара проснулась и, не открывая глаз, по привычке стала нашаривать рукой телефон. А он все никак не находился, и пришлось открывать глаза. И резко садиться.

Чужая спальня в темно-серых тонах, на прикроватной тумбочке вместо ее телефона – чей-то ноутбук.

Чей-то. Тимура.

Вчерашние день, вечер, ночь – вдруг стремительным смелыми мазками нарисовали перед Ларой картину ее новой жизни. В которой есть эта спальня. Ее хозяин. Любимый человек Лары.

Ее любовь. Ее жизнь.

Лара на секунду зажмурилась. А потом широко распахнула глаза. И так пошла в новую жизнь – с широко распахнутыми глазами.

***

Нет ничего красивее, чем женщина в мужской рубашке. Только чтобы больше, кроме этой мужской рубашки, на женщине ничего не было. Ну разве что еще растрепанные волосы, припухшие от поцелуев губы и… да, можно – парочку свежих следов от слишком страстных поцелуев на шее.

Идеально.

– Доброе утро.

– Доброе.

Он не знал, чего сейчас ждать от Лары. Нет, после сегодняшней ночи Тимур был точно уверен, что она – его женщина. Это было абсолютнo неформализованное знание,и сам Тимур не смог бы его ни объяснить, ни описать. Оно просто было. Настоящая женщина как-то умеет это объяснить мужчине – безо всяких слов. Невербально. Другими способами.

И сейчас Тимуру хотелось улыбаться. Обнять ее крепко и целовать куда придется. Напоить кофе и снова утащить в постель – нет, ну он же предупреждал, что его надо бояться! Но при этом Тимур понимал, что ее следующие слова и поступки предсказать не способен ни в малейшей степени.

А Лара быстро прошла и крепко обняла его за шею, уткнувшись носом куда-то под ключицу. Εго ладони тут же легли на тқань собственной голубой рубашки на пояснице Лары. Что же. Из всех возможных вариантов его умница Лара выбрала наилучший.

– Мне нужно с тобой поговорить. О чем-то важном. Спросить, – раздался ее немного глухой голос – Лара говорила ему по-прежнему в грудь.

– Ты уверена, что хочешь говорить именно сейчас? Не позавтракав? Не выпив чашки кoфе? Я, кстати,только что сварил. И бутербродов можно сделать.

Лара, наконец, подняла голову, бросила на Тимура короткий взгляд – и протянул руку к чашке, стоявшей на столешнице.

– Твоя?

– Моя.

Она сделала глоток.

– Вот, я выпила қофе. Могу говорить?

– Говори.

Эта женщина все-таки непредсказуема. Вместо поцелуев – разговоры.

– Тимур,ты… – она смотрела ему в глаза прямо. И серьезно. - Ты в самом деле простил меня?

Он вздохнул – и снова прижал Лару к себе.

– Ну конечно. Это ты меня прости за мое ослиное упрямство и никому к черту не нужную гордость.

– Тимур, я же действительно сказала ужасное, - она все же покаянно опустила голову. – И несправедливое. Но я… я так не думала. И не думаю!

– Я знаю. Все, давай об этом забудем.

Лара снова подняла лицо.

– Скажи мне это, – проговорила она тихим хриплым голосом, снова глядя Тимуру прямо в глаза.

Он уже практически рефлекторным движением повернул голову к часам на стене.

– Скажи мне это в полдень?

– Просто скажи.

– Люблю тебя. Просто очень сильно люблю тебя. Тақ же, как и ты меня, - голос его все же чуть заметно дрогнул. – Да?

– Нет. Я люблю тебя сильнее.

Тимур без лишних слов подхватил Лару на руки.

– Докажи.

***

В общем, до завтрака дело у Тимура и Лары дошло не скоро, после серии доказательств и душа. А потом Лара, закатав до локтя рукава его голубой рубашки, принялась хлопотать на предмет завтрака. Тимур сидел на стуле и наблюдал за этим великолепным действием. Ну, казалoсь бы,