– В носу защипало, и, чтобы не заплакать, Василиса сделала вид, что чихнула.

– Будь здорова.

– Спасибо. – Василиса вытерла лицо платочком. Снова шмыгнула, чтобы не расплыться. Но тут же забыла про слёзы, потому что кто-то сильно задел её плечом. Уже открыв рот, чтобы возмутиться, Василиса успела-таки заглушить голос.

Впереди, расталкивая прохожих, топал здоровенный мужик со складкой под бритым затылком, пересечённым чёрной резинкой, поддерживающей повязку на отсутствующем глазу. После него оставался мерзкий шлейф самой отвратительной вони.

Василиса пошла за мужиком, стараясь не отставать и не сталкиваться с туристами.

– Эй, ты куда? – прошипел Гаврил где-то рядом. – Дался тебе этот Короедов.

– Мне кажется, он тут не просто так, – пробормотала Василиса, огибая детишек с разноцветными шариками. – Почему он здесь пешком топает, а не на машине едет?

– Потому что въезд в центр в пик сезона перекрывают. Только местных пускают. Думал, ты в курсе.

Василиса отмахнулась. Короедов шагал широко и не обращал внимания на возмущённые крики тех, кто отлетал с его пути. А вот Василисе с больной ногой приходилось непросто. Наконец Короедов свернул с набережной и направился к центру города.

– Не надоело тебе в сыщика играть? – бубнил Гаврил, семеня рядом.

Короедов прошёл по улочке, состоящей из бывших купеческих усадьб, теперь работавших как кафешки, музейчики и гостевые дома. На каждом красовалась вывеска, стилизованная под дореволюционную, а рядом – куар-коды, к которым выстраивались очереди из туристов со смарфтонами.

Городовой в ретро-форме объяснял что-то группе молодых людей, развернувших огромную бумажную карту.

Оглушительно хлопнула створка резной двери. Несколько человек, что сидели за миниатюрными столиками, установленными на небольшой открытой площадке перед «пряничным» домиком, повернулись на звук.

Василиса остановилась и подняла голову. Над входом висела голубая вывеска с вензельками, на которой белыми витиеватыми буквами было написано «Ойме». И внизу – «кофейня».

– Вот уж не думал, что Короед – ценитель кофе, – пробормотал Гаврил. – Идём?

Заглядывать в окно кофейни у всех на виду казалось глупым. Поэтому Василиса пошла к двери. Гаврил из-за её спины протянул руку и открыл створку.

Внутри кофейня напоминала салон из старого фильма – цветы в горшках, деревянная мебель, кружевные скатерти, картины. Короедов сидел спиной к ребятам, всей тушей, прямо с локтями навалившись на столик. Рядом с ним на резном стуле изящно и непринуждённо развалился мужчина в аккуратном костюме и лёгком голубом шарфике над воротником.

Стараясь поменьше смотреть в их сторону, Василиса прошла к буфету и забралась на высокий деревянный стул, похожий на этажерку для цветка. Гаврил устроился рядом. Синхронно они обернулись на Короедова, громко хлюпавшего из чашки. Хорошо, что их немного загораживало дерево в кадке.

Василиса отвернулась и чуть не вскрикнула от неожиданности. За стойкой буфета успела неслышно появиться девушка чуть постарше их с Гаврилом. Темноволосая и с глазами цвета крепкого кофе, одетая в стилизованный передник и чепчик. Она, кажется, догадалась, что их присутствие не стоит афишировать, и поэтому, слегка улыбаясь, вопросительно кивнула.

– Капучино, – понизив голос, произнесла Василиса. Гаврил только кивнул.

Девушка наклонилась ближе и вполголоса проговорила:

– А хотите глясе или фраппе? Это холодный кофе, сейчас ведь жарко.

– Ладно, давайте вот это… что вы там сейчас назвали, – протараторила Василиса шёпотом.

Девушка снова улыбнулась и отошла к кофейному аппарату, спрятанному в глубине буфета.

Тем временем Короедов перестал отхлёбывать из своей чашки.

– Ну? – спросил приятный мужской голос (видимо, его приятель или деловой знакомый). – Как тебе?

– Кофе как кофе. Оно всё одинаковое. Давай про дело.

Василиса выпрямилась и чуть отклонилась, чтобы лучше слышать.

– Ну, давай про дело, – вздохнул второй. – Дурное дело, как говорится, нехитрое. – И он красиво хихикнул. Как актёр в театре.

– Чего это дурное-то сразу? Дело как дело. Мусор он тоже это…

– Только вот перевести сельхозземли под мусорный полигон, мягко говоря, непросто.

– Вот поэтому я к тебе и припёрся.

Дальше они некоторое время молчали, но что-то периодически шуршало.

– Идёт, – сказал Короедов и раздался звук разрываемой бумаги.

Перед Василисой на стойке появилась высокая прозрачная чашка, в которой на чёрном ароматном кофе таял блестящий коричневатый шарик мороженого, посыпанный шоколадной крошкой. Струи крем-брюле медленно расходились в кофе, делая его бежевым, и хотелось заглотить всю порцию залпом. А Гаврил держал на ладони высокий бокал с кремовым кофе и пышной пенкой сверху, тоже посыпанной шоколадной крошкой.

Буфетчица снова наклонилась и, улыбаясь, спросила шёпотом:

– Хотите пончиков?

Василиса только кивнула. Кофе с горчинкой и карамельной сладостью крем-брюле оказался прохладным и таким изумительно вкусным, что даже Короедов с его мусорными схемами превратился в пустяк. Но всё равно где-то рядом крутилась мысль, что было в этом их разговоре что-то важное. И хорошо бы это важное не упустить.

Снова выпрямившись, Василиса прислушалась.

– Это же выше крыш поднимется, – усмехнулся мужчина в костюме.

– И хорошо, – буркнул Короедов. – Пусть их всех завалит к…

Дальше Василиса поморщилась. Но на стойке уже возникло блюдце с румяными пончиками, покрытыми глянцевой глазурью – розовой и шоколадной.