Но Меченый все же проверил, отвернул пробку, понюхал, скривился.

– Мать вашу! – и деловито забрал консервы и сало. – Пожалуетесь – прибью.

– Будьте людьми, хоть что-нибудь оставьте, – жалостливо прогундосил дед Иван. – Нам еще обратно топать…

Вместо ответа дед тут же получил кулаком по лицу. Не слишком сильно, больше для профилактики. Добрые люди! Могли бы на месте убить.

Воронов сжался, словно струсил и боится разделить судьбу напарника. Потому его лишь легонько толкнули. И все равно мужчина чуть отлетел. Останешься стоять скалой, раздразнишь четверку бугаев. Упадешь – могут и в мяч тобой поиграть.

– Захочешь, купишь. У нас рынок имеется, – снизошел Меченый. – А ну-ка…

И он проворно похлопал Воронова по бокам, имитируя обыск. Находкой оказался дешевенький складной нож. Больше для резки продуктов, в драке от такого толку немного. Зарезать можно, да уважающие себя люди предпочитают перо посерьезнее.

– Ты еще вооруженный! – покачал головой Меченый. – А ты знаешь, что за ношение оружия мы имеем полное право шлепнуть тебя на месте без суда?

– Незнание закона не освобождает от наказания, – словно шакал, хохотнул позади долговязый парнишка.

– Какое же оружие, парни? Что мне, столовым ножом банки открывать?

– Какие банки, мужик? Нет у тебя банок. Но мы добрые. Все, что можем, – заберем твое перышко.

– На нет и суда нет, – хохотнул тот же долговязый, и остальные заржали от незамысловатой шутки.

– Ладно. Пошли к Черепу. Ему интересно будет послушать, где как людишки живут.

Череп жил неподалеку. Улочка вполне уцелела и во время Катастрофы, и при последующих разборках. Даже стеклопакеты в домах имелись. Не то остались, не то были вставлены снова. Здания здесь были старыми, в пару этажей. Понятное дело – таковые гораздо проще приспособить под жилье в нынешних условиях, когда коммунальные службы приказали долго жить. Тут даже дым идет из печных труб. Холодновато на улице.

Не одни старые здания, имелся и недавно построенный, где-то перед Катастрофой, небольшой особнячок, в котором и обитал неведомый Череп. Согласно нынешнему положению этакого пахана района. Или как его назвать?

У самых ворот даже имелась небольшая будочка для охраны, и оттуда вылезла пара мордоворотов с автоматами на ремнях.

– Вот. Притопали из деревни, – пояснил им Меченый.

Во дворе стояла пара джипов. Соответственно, горючее имелось. Ничего удивительного – если сразу хорошенько пошерстили по заправкам и брошенным машинам, а ездили мало, некоторый запас сохранить реально. Вопрос лишь в его величине.

Внутри было тепло, что называется, комнатная температура. Сам Череп ходил в рубашке и джинсах. Чистеньких, словно продолжались прежние мирные дни. Даже тапки на ногах вполне по-домашнему. Сразу стало ясно происхождение прозвища – мужчина был абсолютно лыс. Неприятно лыс – почему-то несколько в синеву. Лишь торчали крупные растопыренные уши, зато на лице – масса самомнения. Впрочем, волосяным покровом не отличались и некоторые из дружно снявших шапки конвоиров. У Меченого наблюдалось нечто среднее: торчали на голове в нескольких местах пучки растительности, а между ними – голая кожа.

– Тут такое дело, – замялся Меченый. Куда подевался прежний апломб? – Тут на деревенских наткнулись. Говорят, родню ищут.

– Ходоки? – хмыкнул Череп. Взгляд у него был пристальный, жесткий.

– Я семью ищу, – Воронов заставил себя отвести взгляд.

– А чего ж ее бросил? Тогда искать бы не понадобилось, – то ли Череп имел в виду, что все были бы живы, то ли – все мертвы.

– Не было меня тогда в Хабаровске. Как раз отпуск, умотал в деревню, думал, на выходные вернусь, заберу, а тут…

– Страдалец… – все-таки Череп издевался. Втихомолку, едва-едва. – А сразу чего не поехал?

– Пожары. Да и надеялся, что сообразит, вырвется. Хотя на дорогах такое творилось…

– Сейчас не творится?

– По-всякому. Шалят местами. Кое-где вообще не пройти, – откровенно сказал Воронов. Пешком – действительно трудно. А вот на нескольких боевых машинах получается, и неплохо.

– Тогда как вас не тронули?

– Господь миловал, – вставил дед. – Велика милость Его.

Последовали прежние вопросы, сводившиеся к одному. Нет ли в деревне запасов еды? Опростившийся мир нуждался в самом основном. Деньги, ценные бумаги, прочее, являвшееся некогда синонимом богатства, кануло в Лету. Только основное, от чего зависит жизнь.

Ладно, сесть предложили. И только. Не те времена, чтобы в честь случайных людей стол накрывать. Четверку «шестерок» вообще отослали прочь. Кого тут бояться?

– Можно? Что за люди? – раздавшийся за спинами гостей голос показался Воронову знакомым.

Даже сердце дрогнуло.

– Да из деревни приперлись. Своих ищут.

– Надежда – мать идиотов.

Воронов медленно повернулся. Едранцев дрогнул в лице. Был он в камуфляже без знаков различия. Лоск утратил, зато важности вроде стало даже больше.

– Капитан?!

– Так точно, товарищ майор! – в первый момент захотелось обнять былого начальника, а затем желание вдруг пропало.

– Вы знакомы?

– Это тот самый офицер, который увел БМП.

– Даже так? Крут. А с виду – не скажешь. Ханурик хануриком. Интересно.

Воронов невольно подобрался. Вот только майор…

– Что скажешь? Бабу искать пришел? – с показной ласковостью поинтересовался Череп.

– Не бабу, а жену. И его – тоже.

– Была у него здесь жена, – подтвердил Едранцев. – Только извини, капитан, я интересовался – никто ее не видел. И Букретова тоже пропала. Погибли ли, успели бежать – никто не знает…

– А со старшим лейтенантом как?

– Никак. Сожгли их медвежатники. В смысле, люди Медведя. Бурчик вышел перед баррикадой, тут его и повязали вместе с бойцами. А в БМП ради интереса из гранатомета стрельнули. А наших расстреляли на месте. Они злы на военных были, якобы защитить не сумели, вот и…

Говорить о том, что сам тоже вылез и попался по-глупому, Едранцев не стал. Ему повезло, раз стоит здесь живой и здоровый.

– Вечер воспоминаний закончен, – вставил Череп. – Да и какой это вечер? Сейчас решать будем, что за угон техники офицерику твоему сделаем?

Интересно, на чьей стороне будет майор? Судя по поведению, Едранцев занимает в здешней иерархии немалое положение. Как достиг – вопрос другой. Но чью сторону он примет сейчас? Хозяина или былого мимолетного сослуживца?

– Бойцы-то как? – спросил Воронов.

– Со мной, – понял его Едранцев. – Кроме Юдина, – и, упреждая возможные подозрения: – Заболел еще перед Новым годом, а через месяц умер. И Мельников погиб. С медвежатниками сцепились. Стрелял он плохо, все больше порассуждать любил и дорассуждался в итоге.