Юрий осадил североэстонский город Раковор (1268) во главе новгородской рати. Датчане и немцы звали это место Везенберг, эсты – Раквере. Он был ключевым пунктом по дороге к Ревелю.

Осада протекала неудачно для русских, они отступили. «И много в земли их потратиша, а города не взяша», – говорит Новгородская I летопись (статья под 1268 годом). Этот поход новгородцев вызвал скандал на Западе. Ливонские рыцари констатировали начало русской агрессии в Прибалтике, ибо воспринимали события, разумеется, не как отвоевание русскими утраченных земель, а как попытку захвата законных и исконных владений тевтонов.

Новгородцы были разочарованы действиями князя Юрия. Псковичи, в свою очередь, боялись остаться один на один против ордена и Литвы. Великий князь Ярослав Ярославич был просто разгневан. Тогда новгородские общинники вызвали храброго Дмитрия Александровича с дружиной, чтобы он переломил ситуацию в этой бестолковой войне и захватил хотя бы датскую Эстонию. На сына Александра Невского была вся надежда.

Новгородцы принялись за дело с размахом: строили большие стенобитные орудия, вооружали людей. Их главную силу составляла тяжелая кавалерия с панцирными всадниками. Этих людей неправильно называть рыцарями как по сути, так и по вооружению и доспехам, которые отличались от датских и немецких. Перед нами – русские витязи, хорошо тренированные, способные противостоять немецкому всаднику (Ritter). Витязи выполняли ратный труд, по сути, «за зарплату» и не имели ни крепостных, ни феодов, за которые приносили бы оммаж князьям.

Подошла залесская дружина Дмитрия. Кликнули Довмонта, и тот явился на зов. «Сказание» говорит, что Дмитрий и Довмонт скрепили союз браком: Довмонт женился на Марии, дочери Дмитрия. Современные научные комментаторы документа полагают, что брачный союз между псковским князем-литвином и русской девушкой был заключен несколько позже, после событий, о которых мы расскажем.

…Ярослав Ярославич тоже помог Новгороду как главный вдохновитель войны с немцами: прислал от себя полки, которые вели два его сына – Святослав и Михаил. Так Святославу, недавно правившему во Пскове, пришлось пересечься с Довмонтом – своим сменщиком.

Общее командование русичи возложили на Дмитрия Александровича как самого способного, и это не понравилось Ярославу Ярославичу. Он предпочел бы видеть командира не по способностям, а по старшинству. Такие традиции выбора воевод по степени уважения к отцам принесут впоследствии много горя Руси. Но сейчас эти традиции чванства и родовитости лишь начали складываться и не получили преобладания. Главным воеводой стал Дмитрий.

Перед началом кампании новгородцы попробовали нейтрализовать немцев. В это время Ливония окончательно превратилась в конфедерацию феодальных владений. Она состояла из четырех епископств и собственно орденских земель. Важную роль в политических коллизиях играли и города, и даже отдельные рыцари, тем более что их было немного, и каждый являлся отпрыском знатной немецкой семьи. Новгородцы рассчитывали на рыхлость конфедерации и переоценили внутренние противоречия в ландмейстерстве. К тому же они позабыли, что Ливония – всего лишь северный филиал более могущественного ордена, Тевтонского, магистры которого обладают огромным влиянием, вхожи к папе и императору и могут при необходимости собрать в Европе крупную армию. Тогда несколько десятков рыцарей превратятся в несколько тысяч, и это не считая вспомогательных войск.

Ход переговоров изложил С. М. Соловьев, который перевел соответствующий отрывок Новгородской I летописи. Приведем речи послов в переводе классика. Рижане, феллинцы и жители Дерпта сказали новгородцам: «Нам с вами мир, переведывайтесь с датчанами-колыванцами (ревельцами) и раковорцами (везенбергцами), а мы к ним не пристаем, на чем и крест целуем».

То есть немцы бросили датчан на произвол судьбы.

Новгородцы не поверили до конца и, чтобы застраховать себя от предательства, послали в Ливонию своего представителя Лазоря Моисеевича (летописец зовет его уменьшительно «Моисеичем»). Тот привел к присяге всех «пискупов и божиихъ дворянъ», чтобы не помогали колыванцам да раковорцам. Пискупы – это священники, божии дворяне – рыцари. Присягу потребовали от всех значимых фигур Ливонской конфедерации. После того как ливонцы принесли клятву, можно было с чистой душой начинать поход. За это время к новгородцам явились подкрепления: пришел один из смоленских князей с дружиной и какой-то князь Ярополк. Воевал на их стороне и некий князь Константин – возможно, впоследствии ставший правителем Полоцка. Казалось, всю датскую Эстонию ждет гибель: страна перейдет в русское подданство.

Русичи переправились через Нарову, разделились на три колонны и принялись опустошать Эстонскую землю. Одна колонна наткнулась на пещеру, «в неиже бяше множьство Чюди влѣзше». Эстонцев осаждали три дня. В итоге один из русских осадных инженеров, который состоял при машинах, пустил воду в пещеру. Эстонцы выбежали на открытое место и пали под русскими мечами. Витязи взяли богатую добычу. Из этого сообщения мы видим, сколь сильно отличалось тогдашнее представление о противнике от современного. Пока эстонцы считались русскими подданными, они получали защиту, хотя плохую и нерегулярную. Когда стали подданными немцев, превратились во врагов. Позднее, во времена Ивана III (1462–1505) и его преемника Василия III (1505–1533), случится гораздо худшее. Русские войска в борьбе с Литвой станут опустошать белорусские земли, населенные такими же православными людьми, но по капризу судьбы попавшими в подданство к католикам.

Жестокий обычай опустошать земли противника бытовал тогда повсюду на просторах Евразии. В Европе феодалы грабили и угоняли в плен людей из соседних герцогств – немцы немцев, французы французов и т. д. В Орде кочевники мангыты разоряли родственных ширинов, хотя оба рода считались ногайскими. Примеры можно умножать до бесконечности. Так что расправа с чудью – еще не самый вопиющий факт.

После взятия эстонской пещеры русичи вновь соединились, чтобы осадить Раковор. Общая численность наших составляла 15 000—20 000 бойцов, хотя оценки, конечно, приблизительны. Например, Старшая Ливонская рифмованная хроника повествует, что русских было 30 000. «У них было сильное войско. Они сами оценили силу свою в целых тридцать тысяч человек, но кто же их сосчитать мог? Кто их видел, тем так казалось» (Старшая Ливонская рифмованная хроника. Ст. 7570–7575). Приблизительные подсчеты дают меньшую цифру.

Если считать на каждого Довмонтова дружинника по десятку пехотинцев, псковский князь мог вывести в поле тысячи три бойцов. Примерно столько же следовало оставить для защиты Пскова.

Совокупные силы Новгорода и Ладоги нужно оценить как вдвое большие – 6000. От тысячи до двух мог привести смоленский князь. Итого – 10 000 или 11 000 тысяч. Еще пару тысяч могло дать Переяславское княжество, но неизвестна численность низовских полков, присланных великим князем Ярославом – не более 5000. Это и дает конечную цифру в 15 000—20 000 воинов. Вполне можно допустить, что при них находилась многочисленная обслуга, что и позволило определить численность русских в 30 000. Возникли проблемы логистики. Витязей и обслугу нужно было содержать в чужой земле, ресурсы которой вряд ли могли позволить прокормить большое число народа в течение долгого времени. Потому-то войско и разделилось на три колонны, чтобы хорошенько запастись продовольствием на чужой территории.