– Это нужно прекратить, – сказала я громко.

Папа повернул голову и улыбнулся.

– Доброе утро, солнышко. Хочешь сока?

Купер опустил газету.

– Ты зачем встала? – поинтересовался он. – По телевизору только что передали, что колледж закрыт.

Я не обратила на него никакого внимания. Но проигнорировать Люси я не могла, она уже скреблась в дверь, просилась на улицу. Я открыла дверь, впустив в дом порцию арктического холода. Люси, выглянув наружу, слегка растерялась, но смело шагнула вперед. Закрыв за ней дверь, я вернулась к отцу. Я приняла решение. И дело было совсем не в деревянной флейте.

– Пап, – сказала я. – Ты не можешь здесь жить. Прости, Купер. Как мило с твоей стороны, что ты это предложил. Но это слишком ужасно.

– Расслабься, – сказал Купер из-за газеты.

Я почувствовала, что мое давление упало сразу на десять делений. Почему такое случается со мной всякий раз, когда кто-то произносит слово «расслабься»?

– Я серьезно, я ведь тоже здесь живу. Я тоже работаю в «Частном сыскном агентстве Картрайта». Разве у меня нет права голоса?

– Нет, – отрезал Купер из-за газеты.

– Дорогая, – сказал папа, поворачиваясь и протягивая мне дымящуюся чашку кофе. – Выпей это. Ты никогда не была жаворонком. Как твоя мама.

– Я не похожа на маму, – ответила я, тем не менее, взяв чашку.

Он пах просто потрясающе.

– Понял? Я совсем на нее не похожа. Видишь, Купер? Видишь, что ты наделал? Ты пригласил этого человека пожить здесь, а он уже говорит, что я похожа на мать. А я ни чуточки не похожа.

– Тогда пусть он здесь поживет, – сказал Купер, не отрываясь от чтения. – И сам в этом убедится.

– Твоя мама – прекрасный человек, Хизер, – сказал отец, выкладывая на тарелку глазунью их двух яиц и несколько кусочков бекона. – Но только не по утрам. Совсем как ты. – Он протянул мне тарелку. – Когда ты была ребенком, ты любила, чтобы они были именно такими. Надеюсь, тебе и теперь так нравится.

Я посмотрела на тарелку. Яичные желтки были похожи на глаза, а кусочек бекона – на улыбающийся рот, совсем как в детстве.

Мне вдруг ужасно захотелось заплакать.

Черт бы его побрал! Как у него это получилось?

– Очень симпатично, спасибо, – пробормотала я и уселась за кухонный стол.

– Прекрасно, – сказал Купер, складывая наконец свою газету. – Значит, решено. Твой папа поживет здесь, пока не придумает, чем ему заниматься дальше. Это очень хорошо, потому что мне может потребоваться помощь. Сейчас у меня гораздо больше работы, и стало сложно справляться с ней одному, а твой папа обладает как раз теми качествами, которые мне понадобятся.

– Способность слиться с толпой, – прокомментировала я, прожевывая полоску бекона.

Очень, кстати, вкусно. Я была не единственной, кто так думал. Люси, которую папа впустил в дом, услышав, как она скребется в дверь, тоже смаковала кусочек бекона, который я ей бросила.

– Верно, – подтвердил Купер. – Неоценимое качество для тех, кто работает частными детективами.

Зазвонил телефон. Папа сказал:

– Я возьму трубку, – и вышел из кухни.

Прошло несколько секунд, и Купер совершенно другим тоном сказал:

– Слушай, если это действительно такая проблема, я найду ему комнату где-нибудь в другом месте. Я понятия не имел, что между вами… так все запутано. Я думал, так будет лучше для тебя.

– Лучше для меня? То, что мой папа, бывший зек, будет жить рядом со мной?

– Ну, не знаю, – протянул Купер смущенно. – У тебя же… никого нет…

– По-моему, это мы с тобой уже обсуждали, – язвительно заметила я. – У тебя тоже никого нет.

– Но мне никто и не нужен, – подчеркнул он.

– Мне тоже.

– Хизер, – проговорил он, смягчившись. – Тебе-то как раз нужен. Ведь никто не оставил тебе в наследство дом и не сделал абсолютно независимой. Не обижайся, но двадцать три тысячи в год для Манхэттена – это смешно. Тебе очень понадобятся все твои друзья и родственники.

– Даже отсидевшие?

– Знаешь, – сказал Купер, – твой папа очень интеллигентный человек. Я уверен, что он сможет подняться на ноги. И, по-моему, тебе захочется оказаться рядом, когда это произойдет. Если ты до этого не достанешь его своими обвинениями в прошлых грехах, то он вполне сможет помочь тебе с деньгами. Например, заплатить за твою учебу.

– Мне это не нужно, – сказала я. – Я буду учиться бесплатно, потому что там работаю.

– Да. – Купер старался говорить нарочито спокойно. – Но тебе не нужно будет работать, если твой папа согласится оплатить обучение.

Я опешила.

– То есть… бросить мою работу?

– И учиться на дневном отделении, если, конечно, получение диплома действительно является твоей целью. – Он сделал глоток кофе. – Да.

Забавно, хотя в том, что он говорил, определенно был смысл, я не могла себе представить, что брошу работу в Фишер-холле. Я устроилась туда меньше полугода назад, но теперь мне кажется, что я работаю там всю жизнь. Мысль о том, чтобы не ходить туда каждый день, показалась мне очень странной.

Интересно, все служащие, ходящие в офис на работу, так думают? Или я и правда люблю свою работу?

– Знаешь, – сказала я, жалобно разглядывая свою тарелку.

Свою пустую тарелку.

– Наверное, ты прав. Только, мне кажется, я и так уже злоупотребляю твоим гостеприимством. Мне бы не хотелось, чтобы вся моя семья села тебе на шею.

– Давай-ка я сам побеспокоюсь о том, как мне защититься от нахлебников, – резко сказал Купер. – Я в состоянии сам о себе позаботиться. А еще ты вовсе не нахлебница, Мои счета никогда не были в таком безупречном состоянии. Счета оплачиваются вовремя и ведутся аккуратно. Вот почему мне не верится, что сдать школьный курс математики для тебя такая уж тяжелая работа.

Услышав слова «школьный курс математики» я вдруг кое-что вспомнила.

– О нет!

Купер вздрогнул.

– Что?

– Вчера вечером у меня было первое занятие, – проговорила я, уронив голову на руки. – И я его пропустила! Мое первое занятие… мой первый курс, который оплачивает колледж… и я пропустила!

– Уверен, твой преподаватель поймет, Хизер. Особенно, если прочитает сегодняшнюю газету.

Папа вернулся на кухню с телефонной трубкой в руках.

– Это тебя, Хизер, – сказал он. – Твой шеф, Том. Какой милый молодой человек! Мы так славно с ним поболтали по поводу вчерашней игры. Правда, для третьей лиги ваши парни довольно прилично играют.