ки этого парня едва ощущалась. Значит, ёкай – старик, и он по какой-то причине обучал юнца владению мечом.

Аямэ никак не могла уложить это в голове, а потому долгое время молчала и лишь внимательно рассматривала демона, пытаясь понять, к какому виду он относится.

– Мечи вон там, если умеешь ими пользоваться и решишь потренироваться с Тетсуей-куном, а если нет, то ступай своей дорогой и не отвлекай никого, – проворчал старик, поднося трубку к губам. Тетсуя поморщился, когда дыма после выдоха учителя стало еще больше, но промолчал.

– С чего вдруг я не должна уметь пользоваться мечом? – спросила Аямэ и, перемахнув через живую изгородь, направилась к стойке с мечами. Клинки были добротными – их явно ковал мастер, – и она с толикой раздражения поняла, что кузнецом был явно не этот Тетсуя.

– Мозоли на пальцах, – кивком указал на руки девушки старик. – Ты явно больше занималась с луком.

«Наблюдательный», – это в ней говорило уже не раздражение, а тихая злость. Ёкай был опасным. По какой-то странной и необъяснимой причине он ковал оружие, обучал человека владению мечом, ощутил ее присутствие, хоть она и скрывалась. Если им придется сражаться, Аямэ не могла с уверенностью сказать, что бой вышел бы легким.

Она удобнее перехватила меч и стала в стойку. Тетсуя отреагировал сразу, хотя и бросил на учителя несколько недоуменный взгляд, однако так ничего и не сказал, а только крепче взялся за собственное оружие.

Отлично. Аямэ как раз хотела выпустить пар. Будь она сейчас в Бюро, то младшие ученики или другие оммёдзи подошли бы для совместной тренировки, и она дала волю эмоциям, здесь же под удар попадет этот парень. «Деревня, в которой духов и демонов едва ли не больше, чем в столице, и при этом нельзя никого из них убить или изгнать», – эта мысль заставила Аямэ еще больше разозлиться. Ёкаи заслуживали смерти! Но пока… пока ей придется терпеть их присутствие. И сражаться с Тетсуей, только бы хоть немного укротить гнев, что горел у нее внутри.

Глава 15. Знакомство

– Добавь еще пару имен ками на офуда, – посоветовала Генко, следя за тем, как Йосинори создает защитный талисман. Его движения были идеально выверенными, твердыми и элегантными, каллиграфия – безупречной. Не знай Генко, что Йосинори орудует мечом столь же ловко, как сейчас кистью, то подумала бы, что перед ней сидит ученый муж.

– Бумага может не выдержать, – спокойно ответил Йосинори, заканчивая очередной талисман.

– Попробуй, – упрямо настояла Генко.

Йосинори оторвал взгляд от чистого листа и посмотрел ей в глаза. Она в ответ только улыбнулась и тонким пальчиком указала на будущий офуда, словно говоря тем самым «продолжай». Йосинори покачал головой и, взяв предыдущий талисман, добавил сначала одно имя, а спустя мгновение – второе. Бумага нагрелась, будто готовая загореться в любой момент, но в итоге все же вернулась к первоначальному состоянию, только казалась чуть более теплой.

Генко хмыкнула, но промолчала, однако самодовольство было написано на ее лице весьма отчетливо, и Йосинори не смог сдержать обреченный вздох. Генко рассмеялась.

Они встречались так уже больше недели: либо Генко приходила в храм, как сегодня, либо Йосинори поднимался к ней в горы, и вместе они тренировались. Порой это были бои на мечах. Генко, как оказалось, мастерски владела любым видом оружия, но отдавала предпочтение либо катанам, либо и вовсе собственным рукам, пальцы которых в полузверином обличье обладали длинными и острыми когтями. Порой Генко наставляла Йосинори в каллиграфии, хотя, стоило признать, нуждался в этом он крайне мало. Его мастерство было на достаточно высоком уровне, чтобы учителя уже могли и сами брать у него уроки, однако Генко часто настаивала на том, чтобы следить за его работой. И иногда ее советы действительно помогали улучшить и без того сильные талисманы.

– Офуда ведь обжигают тебя? – расписывая следующий лист, задал вопрос Йосинори.

– Будь я, как и прежде, в свите Инари-сама, то и сама могла бы создавать талисманы, но изгнание связало мне руки, да еще и понизило уровень способностей, – весьма равнодушно пожала плечами Генко, внимательно смотря на Йосинори и отмечая, что выглядит он сегодня особенно хорошо. – Я не стала обычной кицунэ, но да, теперь качественно созданные офуда могут меня немного задеть. Это не опасно для жизни, но весьма неприятно.

– И если кто-то применит такой талисман на тебе…

– Если ты пытаешься узнать, способно ли это отвлечь меня настолько, чтобы противник уловил момент для атаки, то да – талисман достаточно навредит мне, чтобы я отвлеклась.

Йосинори нахмурился, явно раздумывая над тем, как же изменить офуда. Генко молчала, лишь с интересом следила за ним. Вот только создать талисман, который бы не вредил ёкаю, было невозможно, но, конечно, он мог попытаться.

Генко улыбнулась, глядя на то, как сосредоточенно Йосинори размышлял над талисманом, а после решительно принялся выводить символы богов и кандзи[71] на пергаменте. Движения его были быстрыми; складывалось впечатление, что Йосинори абсолютно уверен в своих действиях. Генко невольно заинтересовалась и даже подалась вперед, но, глядя на надпись вверх ногами, не могла понять, что же Йосинори писал.

Его сосредоточенный вид заставил Генко улыбнуться и терпеливо дождаться окончания работы. Символы показались ей знакомыми, но, с другой стороны, за годы своей жизни Генко видела уже столько талисманов, в том числе и созданных ею самой, что это было не удивительно.

Вместо того чтобы размышлять над создаваемым талисманом, Генко предпочла сосредоточиться на Йосинори. Чуть сведенные вместе брови образовали небольшую морщинку, и Генко с трудом подавила желание разгладить ее пальцем. Это было невежливо, даже грубо. Но желание от этого никуда не пропало, и, чтобы не слишком задумываться о своих странных порывах, Генко принялась рассматривать Йосинори.

Он выглядел… лучше. Йосинори со своей названой сестрой жили в Сиракаве уже почти полмесяца, за которые не произошло ничего существенного. Если не считать наведавшегося в гости Карасу-тэнгу и заскочившего в гости к Генко Кагасе-о, который вновь вознамерился украсть пару кувшинов саке, но которого с шипением, подобно особенно злобной нэкомате[72], выгнала дзасики-вараси. Саке, впрочем, Кагасе-о все равно утащил.

Нынешний Йосинори выглядел более оживленным. В нем все еще скрывалась ненависть. Генко ощущала ее так отчетливо, словно та принадлежала ей самой, но ненависть эта уже не стремилась поглотить Йосинори.

Первые их встречи после возвращения она могла назвать только неловкими. Он странно на нее смотрел, часто хмурился и не отвечал на вопросы, отвлекаясь во время беседы на собственные мысли. Йосинори метался, как пойманная в силки птица. Порой он был собой, тем собой, с которым познакомилась Генко. А иногда той каменной статуей, в которой он запер темные эмоции, и только по состоянию ки Генко понимала, что Йосинори злится.

Когда это происходило, она старалась его отвлечь. Тренировки помогали лучше всего, но порой это были и тихие, спокойные беседы за чаем, занятия каллиграфией и прогулки по лесу в компании мелких духов, которые ластились к Йосинори, словно щенки. В такие моменты Генко отдыхала душой, отпуская тревоги, что все чаще посещали ее сердце. И полностью сосредоточивалась на Йосинори.

Казалось, одно присутствие Генко помогало ему расслабиться и собраться с мыслями. И Генко это нравилось. Она так давно не ощущала себя нужной, что теперь буквально упивалась этим чувством. Да и видеть Йосинори спокойным и собранным тоже было приятно. Ему не шли скованность плеч и порывистость движений. Он должен быть водой – текучим и плавным, а не молнией с ее острыми изгибами и резкостью.

По крайней мере, Генко считала именно так. И предпочитала наслаждаться обликом и компанией Йосинори именно в таком его состоянии. Но, себе она могла в этом признаться, злой и напряженный он ей тоже нравился. Было в этом что-то притягивающее и завлекающее, из-за чего перехватывало дыхание.

Холод Йосинори не прошел полностью. Он напрягался из-за Соры. С осторожностью относился к убумэ, как если бы осознал, что она по природе своей злой призрак. И порой в их присутствии стискивал челюсти, только бы не сделать что-то неразумное, за что после будет корить себя. По большей части Йосинори искренне старался оставаться собой, но эти детали слишком бросались в глаза Генко, которая привыкла все подмечать. Пусть это выходило у нее теперь и не всегда.

Йосинори наконец завершил свой талисман и едва заметно